– Тогда мазелтов* [Mazeltov (идиш) – поздравляю.]. Я убил бы его, попадись он мне только на глаза, но раз тебе он нравится, я вытру слезы и пожму ему руку.

Я бросил ей мяч. Она поймала его легчайшим движением руки. Моя прелестная дочка.

– Он играет в бейсбол?

– Можешь спросить его сам. Он через полчаса приедет.

Мы играли, пока не позвонил Иван Грозный. Пес потащился посмотреть, не ему ли это принесли поесть. Касс бросилась открывать, а ее папа сжал мяч немножко чересчур крепко и сделал усилие, чтобы не заскулить. Много лет я боялся этого момента. Как персонаж из рассказа Борхеса, пытавшийся представить различные варианты собственной смерти, я сочинил сотню разных сценариев встречи с монстром, лишившим невинности Кассандру Байер. Пожать ему руку? Лучше плюнуть в морду. Это может показаться извращением, но еще когда моя дочь была маленькой шалуньей, я задумывался о том дне, когда... И вот это случилось.

Иван. Иван Грозный. Иван Денисович. Величайший подонок из всех, кого я знал, был Иван Блумберг. А как фамилия этого? Чеметов? Кассандра Чеметов? Попробуй быстро произнести такое три раза.

– Папа, это Иван.

На пол головы ниже Кассандры, у него были точеные славянские черты лица. Волосы, коротко остриженные по бокам, были зачесаны назад, как можно увидеть на картинах фашистов двадцатых – тридцатых годов. Красивый парень, но с жестким, суровым взглядом. И добавьте к этому футболку, прикрывавшую руки, достойные примерно Пучеглаза и Блуто вместе взятых.

 

– Очень приятно, мистер Байер. – Его рукопожатие оказалось удивительно деликатным и долгим. – Я читал все ваши книги и очень хотел бы поговорить с вами о них.

Я задал обычные вопросы, какие положено задавать, когда впервые встречаешься с предполагаемым женихом дочери. Чем занимаетесь? – Первокурсник в университете Уэсли, хочет заниматься экономикой. – Где вы познакомились? – В Нью-Йорке на концерте «Массированного Наступления». Я не понял, была это рок-группа или военный оркестр, но уточнять не стал. Мы поболтали, и я вполуха слушал его ответы. Что меня действительно занимало – это выражение лица Касс. Она смотрела на Ивана глазами святой в религиозном экстазе, как на пошлых итальянских открытках. Не чувственное «я хочу тебя съесть» и не «ну разве он не милый?» – нет, это было настоящее обожание. Такой взгляд моей весьма хладнокровной и рассудительной дочери говорил сам за себя.

Зазвонил телефон, и я вышел на веранду снять трубку.

– Алло?

– Это Фрэнни. Ты был сегодня на кладбище, верно?

– Да.

– Значит, видел, что написано на могиле Паулины? Почему ты мне не позвонил?

Дети наблюдали за мной. Я отвернулся и отошел на несколько шагов.

– Сказать по правде, Френ, я подумал, что это мог написать ты. Чтобы раззадорить меня, что ли.

– Раззадоривайся сам, Сэм! Буду я осквернять могилы, только чтобы ты оторвал от стула свою задницу. Поверь мне, кто бы это ни сделал, я до него доберусь. Миссис Острова – милая старушка, и это ее очень расстроило. Именно она и обнаружила надпись. Полагаю, она пришла на могилу сразу после тебя. Господи Иисусе, кому взбрело в голову написать «Привет» на могиле?

– «Привет, Сэм». Они говорят «привет» мне, Фрэнни. Это-то мне и не нравится.

– Да, еще бы. Слушай, когда снова случится что-нибудь подобное, позвони мне, ладно? Тебе нужна моя помощь в этом деле, помоги и ты мне. А то получишь от меня пенделя, как раньше. Понял?

– Понял, начальник.

– И еще вот что: привет, Сэм!

Он хмыкнул и повесил трубку.