– Ты права, но не торопись, – он по-отечески, почти ласково, похлопал дочь по плечу. – Можем устроить ловушку и посмеяться над ними так же, как он смеется над нами. Хочешь поучаствовать в небольшом спектакле?

Дэй кивнула.

– Вот и отлично. А для начала пошлем нашему другу приглашение. Такое, от которого он не сможет отказаться.

На перекрестье дорог

За окном звонко щебетали птицы, словно стараясь перекричать друг друга. Это значило, что день будет хорошим.

«Как бы ни было, я ни о чем не жалею», – подумала Лера и, не удержавшись, все же коснулась черных мягких волос.

Но едва она дотронулась до них, как запястье, словно железный браслет, сжали сильные пальцы.

Кил открыл глаза и взглянул на девушку.

– А, это ты. Прости. – Он разжал руку.

Лера потерла онемевшую кожу. Наверняка теперь будет синяк.

– Прости, я действительно не хотел причинить тебе боль. Воинский рефлекс. – Кил просительно улыбнулся, и от этого его лицо сразу стало мягче, человечнее.

– Ерунда! – Лера засмеялась, стараясь скрыть, как ей хочется поцеловать его тонко очерченные улыбающиеся губы. Наваждение грозило затянуться.

Но он словно понял и сам потянулся к ней. И все слова обесценились, упали на пол истершимися ненужными монетками. И осталось только то, что было больше и значительнее слов, то, что заставляло сердце биться, а глаза видеть. Нет, это была не любовь. Это была невозможность остаться друг без друга даже на миг.

– Кил – это древнее имя. Им меня назвали там, в пещерах. На самом деле я Кирилл. Они думали, я не помню своего человеческого имени, но я помню… Я был совсем маленьким, когда меня забрали воины Эйлора. Они были ко мне добры и воспитали меня как одного из них.

– А твои настоящие родители? – Девушка приподнялась на локте.

– Не помню, – он пожал плечами, – это было слишком давно. А вот имя свое помню. Потому что я старался его не забыть. Это была ниточка, связывающая меня с прошлым. Тогда я думал, что за мной кто-то придет, и ночи напролет, отвернувшись к стене, повторял свое имя, перекидывая его, словно мячик: «Кирилл… Кирилл». Иногда мне вдруг начинало казаться, что это лишь пустой бессмысленный звук, и тогда мне хотелось плакать. Плакать было нельзя. Они никогда не плачут и не выносят чужих эмоций. Если меня заставали плачущим, то сурово наказывали и лишали еды.

– Ой, и точно, еда! – Лера подскочила. – Сейчас попробую придумать какой-то завтрак! Только, извини, холодильник у меня совсем пустой!

Она загремела чем-то на кухне, а Кил вышел в ванную, чтобы умыться. Плеснув в лицо ледяной воды, он поднял голову и встретился в зеркале взглядом с собственным отражением. И сейчас же по стеклу, словно паучки, побежали тонкие трещинки. Меньше минуты, и все зеркало оказалось покрыто черной сеткой.

Отражение тоже изменилось. Теперь с каждого из маленьких кусочков смотрело белое высохшее лицо правителя.

– Ты предал меня, – проговорил Эйлор, глядя на юношу словно бы с жалостью, – а ведь ты был мне как сын. Но я готов простить тебя. В твоем распоряжении полчаса до того, как я объявлю тебя врагом и пошлю на тебя своих лучших воинов. Ты же не захочешь сразиться с ними в присутствии девчонки? Бой – штука серьезная, мало ли что может случиться.

– А если я приду, ты поклянешься, что оставишь девчонку в покое?

– Клянусь.