Он улыбался так победно, как будто выиграл битву. Карелла никак не мог понять причину этой радости. А судья Руди Ди Паско вздохнул, давая понять, как ему неприятно то, что делал «дедушка» Эддисон. Чтобы приковать внимание присяжных, Лоуэлл повторил вопрос:
— Итак, семнадцатого июля прошлого года Дорис Франчески жила по адресу 7914, Харрисон-стрит, в Риверхеде. Не так ли?
— Да, она проживала там, — ответил Ассанти.
— Спасибо. Теперь скажите мне, мистер Ассанти, этим вечером после фильма вы провожали мисс Франчески домой по адресу 7914, Харрисон-стрит?
— Я ее провожал.
— Вы не вспомните, в какое время это происходило?
— Это было после кинофильма.
— Да, но в какое время это происходило? Не могли бы вы вспомнить, когда кончился фильм?
— Это было около восьми тридцати. Около этого.
— Вы пошли прямо после фильма к дому мисс Франчески?
— Да.
— Когда вы подошли к дому?
— Я не помню.
— Хорошо, но разве кинотеатр не отделяет всего десять домов?..
— Ваша Честь…
Это опять Санта-Клаус. Снова вскочил. Голова склонилась вбок так, как будто он только что выскочил из дымохода и извиняется за то, что наследил на ковре.
— Да, мистер Эддисон? — произнес Ди Паско.
— Я не люблю прерывать нормальный ход опроса, — сказал Эддисон. — Ваша Честь, когда свидетель говорит, что не помнит чего-либо, то это безусловно можно считать прямым ответом на прямо поставленный вопрос. «Я не помню…» Для меня здесь нет оснований для переспрашивания… на каком бы языке этот ответ ни прозвучал. И если свидетель утверждает, что не помнит чего-нибудь, то это полновесный ответ, и, по моим представлениям, этот ответ не является преступлением в нашем независимом штате.
«Произошло убийство, — подумал Карелла, — а они пререкаются из-за мелочей».
— Мистер Лоуэлл?
— Это просто была попытка освежить память свидетеля, приведя некоторые факты, имеющие отношение ко времени и расстоянию.
— Возможно, вы сумеете найти другой путь получения нужной информации.
— Ваша Честь…
— Я уладил этот вопрос, мистер Эддисон.
— Спасибо, Ваша Честь. Но…
— Я сказал, что уладил этот вопрос.
— Благодарю вас, — произнес Эддисон и, садясь, закатил глаза, как бы показывая присяжным, что в суде что-то не совсем благополучно с американскими законами, если свидетелю не разрешается сказать, что он чего-либо не помнит.
— Как назывался кинотеатр, в который вы пошли? — спросил Лоуэлл.
— «Октагон».
— Спасибо. На какой улице находится этот «Октагон»?
— На Бентон-стрит.
— Как далеко, по-вашему, это от Харрисон-стрит? Точнее, от дома, где жила мисс Франчески на Харрисон-стрит.
— Около десяти домов.
— Сколько времени вам потребовалось, чтобы пройти эти десять домов? Что-нибудь около пяти минут?
— Больше.
— Десять минут?
— Больше, может быть, пятнадцать или двадцать минут.
— Означает ли это, что вам потребовалось пятнадцать или двадцать минут, чтобы пройти пешком от кинотеатра до ее дома?
— Да, ушло на это примерно столько времени.
— В котором часу вы попрощались с мисс Франчески?
— Что-нибудь около девяти двадцати.
— Мистер Ассанти, вы что-нибудь знаете о булочной по адресу 7834, Харрисон-стрит, булочной под названием «Эй энд Эль Бейкери»? Вам она знакома?
— Я видел ее, конечно. |