Мартин направился к банку, собираясь снять немного денег, чтобы рассчитаться в мастерской, заправиться, пообедать с женой и оставить на мелкие расходы в Истборне да на жизнь в ближайшие два-три дня. Он не доверял кредитным карточкам и редко пользовался своей. К банкоматам у него было такое же отношение.
Банк еще не открылся, массивная дубовая дверь была плотно заперта, но разве не для удобства клиента в гранитный фасад вмонтирован банкомат? Карточка лежала в бумажнике. Мартин вынул ее и смотрел на нее, вспоминая ПИН-код. Он у него где-то записан. 50–53? 53–05? Но тут лязгнули замки, и тяжелая дверь отворилась. За ней была вторая, стеклянная. Клиенты, небольшой кучкой дожидавшиеся у входа, потянулись внутрь.
Мартин прошел к стойке, где были ручка, пристегнутая цепочкой к фальшивой чернильнице, и промокашка, вынул чековую книжку. Кредитка не понадобится, подтверждать чек нет необходимости: в этом банке у него счет, здесь его знают в лицо. Войдя, он перехватил взгляды одного-двух служащих и пожелал им доброго утра.
Впрочем, имя его мало кому было известно — все звали его просто Мартин. И жена тоже звала его Мартин. Конечно, Вексфорд должен знать его имя, и бухгалтерия, и те, кому это положено, в банке. Когда женился, он громко его произнес, и жена его повторила.
Многие думали, что Мартин — это и есть имя, а он старался по возможности секрета не открывать. Оформляя чек, подписался, как всегда, — «К. Мартин».
За стеклянными перегородками принимали вклады и выдавали наличность два кассира — Шэрон Фрэзер и Рам Гопал, перед каждым стояла табличка с именем, а над головой висела сигнальная лампочка, которую кассир зажигает, чтобы показать, что свободен.
Посетители выстроились в очередь вдоль недавно устроенного барьера из хромированных стоек и протянутых между ними шнуров василькового цвета.
— Будто мы скотина на ярмарке! — возмущенно произнесла дама впереди.
— Что ж, так зато честнее, — возразил Мартин, приверженец справедливости и порядка, — так уж точно никто не пройдет в обход очереди.
Лишь только Мартин это сказал, он почувствовал неладное.
В банке всегда ощущается какое-то умиротворение. Деньги — это серьезность и тишина. Никакому веселью или фривольности, резким движениям и суете нет места в этом храме процента и денежного оборота. В такой атмосфере сразу чувствуется любое едва заметное возмущение. Небольшое повышение голоса привлекает внимание, булавка падает с грохотом. Ожидающие клиенты вздрагивают от малейшего беспокойства.
Мартин уловил движение воздуха — резко распахнулась стеклянная дверь — и заметил, как ложится тень: это внешнюю дверь, которая никогда не закрывалась в часы работы и весь день удерживалась защелкой у стены, осторожно и бесшумно затворили.
Он обернулся, и тут все стало совершаться очень быстро.
Человек, который затворил и запер дверь, скомандовал:
— Всем к стене! И прошу побыстрее!
По выговору, несомненно, — бирмингемец, и Мартин про себя назвал его «Брум». Кто-то вскрикнул — в такой момент кто-нибудь обязательно вскрикнет.
В руке у человека был пистолет. Ровным гнусавым голосом он произнес:
— Делайте, что говорят, и с вами ничего не случится!
Второй — тот был совсем мальчишка — прошел в конец барьера из блестящих столбиков и синих шнуров, к кассирам. Одно окошко справа, одно слева, Шэрон Фрэзер и Рам Гопал. Вместе с остальными Мартин стоял слева, прижавшись спиной к стене. Тут были все посетители банка, все под прицелом у старшего грабителя.
Мартин был почти уверен, что у младшего в руке, затянутой в перчатку, — не настоящий пистолет, а игрушка. Даже не модель, какая сейчас лежит в его собственном кармане, а просто игрушка.
Парень выглядел совсем юным — лет семнадцать-восемнадцать, хотя Мартин понимал, что, пусть он сам и не старик, но уже слишком пожилой, чтобы отличить восемнадцатилетнего от двадцатичетырехлетнего. |