Когда я вошел в бар Чири, ночная смена только что приступила к работе. Мне сразу же полегчало. На сцене под сикхскую агитационную песню зажигательно танцевала Кэнди. Это была музыка такого типа, от которой мне сразу же хотелось поскорее убраться куда-нибудь.

— Джамбо, мистер Босс! — приветствовала меня Чири.

На лице ее вспыхнула улыбка.

— Как дела, милашка? — ответил я. Я сел у дальнего конца стойки.

Чири смешала «Белую смерть» и принесла мне.

— Готовишься к еще одной волшебной ночке на Улице? — спросила она, шлепнув передо мной корковый поднос и устанавливая сверху стакан.

Я нахмурился.

— Ничего волшебного в этом не вижу, — ответил я. — Та же самая занудная музыка, те же безликие посетители.

Чири кивнула.

— Деньги тоже всегда те же самые, но я же не выбрасываю их из-за этого.

Я обвел взглядом клуб. Трое моих приятелей: Жак, Саид Полу-Хадж и Махмуд — сидели за столом в переднем углу и играли в карты. Это было редкое явление, поскольку Полу-Хадж не особенно любил смотреть на танцовщиц, Жак был воинствующим гетеросексуалом и едва мог говорить с первами и сексобменами, а Махмуду — насколько я его знал — вообще было все равно. Вот поэтому они большую часть своего времени просиживали в кафе «Солас» или в патио «Карготье».

Я подошел к ним, дабы приветствовать их в моем скромном заведении.

— Как дела? — спросил я, пододвигая себе стул.

— Отлично, — сказал Махмуд.

— Скажи, — спросил Жак, рассматривая свои карты, — что там за шухер был у Френчи с этой девчонкой, Теони?

Я почесал голову.

— В смысле, когда она вскочила и начала вопить? Да просто клиент, которого она так обхаживала, преподнес ей подарочек, помнишь? Когда он ушел от Френчи, она открыла сверток и нашла там детский альбом. А в нем кучу очаровательных детских фотографий и нечто вроде дневника первых месяцев жизни ребенка. Оказалось, что тот тип — отец Теони. Его жена сбежала от него вместе с дочкой, когда той было восемь месяцев от роду. Ее отец потратил много времени и денег, чтобы найти девушку.

Полу-Хадж покачал головой:

— Теони, наверное, удивилась.

— Да уж, — ответил я. — Ей стало стыдно от того, что отец увидел, где она работает. Он дал ей на чай сто киамов и пообещал вскоре вернуться. Теперь она знала, почему ему было так неудобно, когда она пыталась расшевелить его.

— А мы пытались поиграть тут в карты, Магрибинец, — сказал Махмуд. Очарователен он был, прямо как ржавая бритва. — Я слышал, что ты собираешься эксгумировать этого дохлого копа?

Меня удивило, что новости уже успели разлететься повсюду.

— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил я.

Махмуд твердо смотрел на меня несколько секунд.

— Да мне на это больше чем наплевать.

— Во что играете?

— В буре, — ответил Саид. — Учим христианина.

— Дорогой урок, — сказал Жак.

Буре — игра спокойная, обманчиво простая. Я не знаю другой такой игры, в которую можно так быстро проиграть столько денег. Даже в американский покер.

Я еще немного посмотрел. Все трое думать не думали об эксгумации. Меня это порадовало.

— Кто-нибудь в последнее время видел Фуада? — спросил я.

Жак поднял на меня глаза.

— По крайней мере за последние пару дней — нет. А в чем дело?

— Чек был краденый, — сказал я.

— Ха! И тебе уже за это влетело, не так ли? Извини, Марид, я ничего об этом не знал.