– Долго будете сопли жевать? Яму копайте!
От этих слов молодую женщину обдало холодом с головы до ног.
Значит, все… сейчас ее убьют и зароют в этом мрачном пригородном лесу…
Говорят, перед смертью человек видит всю свою жизнь. Она пробегает перед его глазами, как старая кинохроника.
Катя почему-то вспомнила только один день, в раннем детстве.
Она на даче у бабушки… окно в сад широко распахнуто, и в него заглядывают ветки яблони, сплошь покрытые белоснежными цветами… яркое, слепящее, ласковое солнце, и вся жизнь впереди, как нескончаемый праздник…
Вот и настал конец этого праздника.
«Лейтенант» расстегнул кобуру.
– Штык, мы так не подписывались, – нерешительно проговорил парень в кожаной куртке. – Базар был только насчет того, чтобы бабу выкинуть, машину взять… ты машину взял, ты цацки ее взял, а на мокрое мы не согласны!
– А вас кто-то спрашивает? – «Лейтенант» скривил темный рот. – Ты делай что я велю! Копай яму, понятно?
– Непонятно! – Парень шагнул ближе, потянулся к карману. – Мы на мокрое не подписывались! У нас бизнес чистый! Машина – да, деньги – да, брюлики – ладно, но на мокрое не подписывались! У нас весь бизнес из-за нее накроется!
В руке «лейтенанта» заплясал большой черный пистолет.
– Не подписывались?! – заорал он. – Так ты у меня, бизнесмен хренов, сейчас кровью подпишешься! Не подписывался он! Зато я на все подписался… Много воли взял! Рой яму, а потом сам ее замочишь! Или я тебя в этой яме похороню!
– Штык, Штык! – подал голос третий подельник, в милицейской форме с сержантскими нашивками. – Не горячись! Придержи лошадей! На хрена нам этот беспредел? Из-за этой бабы могут быть большие заморочки… за нее землю рыть будут… вон, машина какая дорогая. И сама она упакована по полной программе, небось муж большая шишка, со связями… зачем нам такой геморрой? Взяли свое – и свалили по-тихому…
– Тебя не спрашивают! – огрызнулся Штык. – Делай что я велю! Я с заказчиком договорился…
Только теперь Катя увидела его глаза. Они были абсолютно безумные, какого-то прозрачно-белесого цвета. «Наркоман!» – мелькнуло в мозгу.
– С заказчиком? С каким, на хрен, заказчиком? Почему мы не знаем никакого заказчика?! – проговорил парень в куртке и потянул что-то из кармана.
Штык попятился, пистолет в его руке хрипло рыкнул, полыхнул огнем. Высокий парень широко открыл рот, покачнулся, удивленно разглядывая клетчатый платок, который он вытащил из кармана, и дымящуюся черную дыру у себя в груди.
– Совсем озверел?! – взвыл второй, и в его руке тоже появилось оружие. – За что ж ты Митьку-то?! За что ж ты брата моего?! Совсем сошел с катушек?!
Штык неловко повернулся к новому противнику, но тот уже торопливо нажимал на спуск, раз за разом стреляя в подельника. Штык сложился пополам, выплеснул изо рта порцию дымящейся крови и рухнул на темную лесную землю. Его окровавленный рот широко открывался, словно он что-то хотел сказать, на губах его выступали багровые пенящиеся пузыри.
Катя, не сводя глаз с умирающего, попятилась, отступая к лесу.
Последний из похитителей, зло матерясь, наклонился над «Смородиным», пнул его носком сапога, обшарил карманы. Потом подошел к брату, потрогал пульс. Пульса не было.
Бандит бросил взгляд на Катю, поднял ствол пистолета.
Катя вскрикнула, отступила еще на шаг, уставившись в черный зрачок ствола. Колючие еловые ветки оцарапали ее щеку, но она этого даже не заметила. |