– Это уничтожило ее. – Чувствуя, что не может си­деть, Рорк поднялся, подошел к окну и уставился на хо­лодный зимний день. – Я часто видел на ее лице тени прошлого – горе, отчаяние и страх. Но она выстояла, со­брав всю силу воли. А теперь эта идиотская полицейская процедура ее уничтожила.

– Ева снова соберет свою волю и выстоит. Но не одна. В одиночку ей не справиться.

Рорк повернулся и посмотрел на Миру. Опасный блеск его голубых глаз напомнил ей мстительного ангела, готового к прыжку в ад.

– Она никогда не будет одна.

– Вот и хорошо. То, что вы вместе, спасет ее – так же, как спасло вас.

Он слегка повернул голову, и грозное видение исчезло.

– Интересная мысль. Но вы правы. Она спасла меня. Я люблю ее больше жизни и сделаю для нее все.

Несколько секунд Мира молча разглядывала собствен­ные руки.

– Я не стану спрашивать вас о ваших методах и… свя­зях в определенных кругах. Но могу ли я чем-нибудь по­мочь?

– Насколько поможет опровержение обвинений Бауэрс вернуть Еве значок?

– Это поможет в отношении Бюро внутренних дел. Но пока дело об убийстве Бауэрс не закрыто и подозрения не сняты с Евы официально, департамент будет придер­живаться жесткой линии.

– Вы можете протестировать ее? Проверить правди­вость, личностный профиль, возможности…

– Да, но она должна согласиться и быть к этому гото­ва. Это тяжелая процедура – как физически, так и эмоци­онально. Но, конечно, положительный результат будет свидетельствовать в ее пользу.

– Я поговорю с ней об этом.

– Не позволяйте ей горевать слишком долго. Пусть лучше сердится. На определенной стадии ей очень поле­зен гнев – это для нее важнейший источник силы. – Мира встала и подошла к нему. – Я попросила разреше­ния оценить эмоциональное и психическое состояние Бауэрс, используя документы последних шести недель, ее дневники, разговоры с коллегами и знакомыми. Но это потребует времени. Придется работать очень тщательно, едва ли мне удастся добиться заключения департамента раньше чем через две недели.

– Я могу куда-нибудь увезти Еву, – предложил Рорк.

– Это было бы неплохо – даже на несколько дней. Но я сомневаюсь, что она согласится уехать. – Мира умолкла в нерешительности.

– Что вы хотели сказать?

– Я очень хорошо понимаю и люблю Еву. Но при этом я психиатр. Я знаю, как она будет реагировать, – по крайней мере, вначале. Мне не хочется, чтобы вам показалось, будто своим анализом я вторгаюсь в ее личность…

– Я прекрасно знаю, что для вас значит Ева. Говорите, чего мне следует ожидать.

– Она постарается уйти в себя – будет находить убе­жище во сне, в молчании, в одиночестве, не пуская вас в свою душу.

– Ей это не удастся!

– Но она наверняка попытается – хотя бы потому, что вы ближе к ней, чем кто-либо другой. – Мира прижа­ла пальцы к вискам. – Можно попросить у вас немного бренди?

– Конечно. – Повинуясь безотчетному инстинкту, Рорк коснулся ее щеки. – Сядьте, Мира.

Она опустилась на стул, чувствуя страшную слабость, а Рорк, вынув из резного шкафа графин, налил ей бокал бренди.

– Спасибо. – Мира сделала маленький глоток. – Ви­дите ли, для Евы изъятие значка – не просто рутинная процедура. Однажды у нее уже отобрали ее личность, и она построила себя заново. Теперь все повторяется снова.