Но какой бы упрямой, решительной и умной ни была Ева Даллас, она остается копом. Я и раньше имел дело с копами, поэтому знаю, что от них легко избавиться тем или иным способом.

Однако какой абсурд, что те, кто издает законы – за­коны, которые меняются так же быстро и часто, как ве­тер, – считают, будто я нахожусь под их юрисдикцией.

Они называют то, что я делаю, убийством. Но устране­ние, и притом гуманное, увечных, бесполезных и непро­дуктивных – не более убийство, чем устранение вшей с человеческого тела. Жертвы, избранные мною, не более чем паразиты, к тому же больные и умирающие.

Эти существа заражены, испорчены и осуждены тем самым обществом, чьи законы призваны мстить за них. Но где же были законы и призывы к правосудию, когда те же создания теснились в жалких жилищах среди отбросов и нечистот, презираемые, пренебрегаемые и проклинае­мые?

Мертвые, они послужат куда более великой цели, чем та, которой они не смогли достигнуть при жизни.

Впрочем, если это называют убийством, я готов при­нять подобный термин, как принимаю вызов упрямого лейтенанта. Пускай она суетится, ищет, размышляет и делает выводы. Я уверен, что буду наслаждаться этим по­единком.

Но если она станет помехой, если каким-то чудом подберется слишком близко ко мне и моей работе, тогда ею придется заняться.

Даже у лейтенанта Даллас есть свои слабости.

Она взяла их домой, решив поработать там до возвраще­ния Рорка из Лос-Анджелеса.

На сей раз Соммерсет ее не разочаровал, появившись в холле через несколько секунд после того, как она шагнула через порог. Темные глаза дворецкого уставились на Еву, а длинный тонкий нос брезгливо сморщился.

– Так как вы явились поздно, лейтенант, и не сочли нужным уведомить меня о ваших планах, я полагаю, вы уже пообедали.

Ева не ела ничего, кроме шоколадки, которую ей уда­лось найти, но только пожала плечами, снимая куртку.

– Я не нуждаюсь в вас, чтобы приготовить себе обед.

– Вот и хорошо. – Соммерсет наблюдал, как Ева бро­сает куртку на стойку перил, отлично понимая, что она поступает так снова и снова из-за того, что это оскорбляет его педантичное чувство порядка. – Тем более что я ниче­го готовить не намерен, коль скоро вы не удосужились ин­формировать меня о времени вашего прихода.

Склонив голову набок, Ева в свою очередь окинула взглядом его высокую костлявую фигуру и преувеличенно вздохнула.

– Это послужит мне уроком.

– У вас есть помощница, лейтенант. Было бы так про­сто поручить ей сообщать мне о ваших планах, дабы в доме мог поддерживаться какой-то порядок.

– У Пибоди есть более важные заботы – как, впро­чем, и у меня.

– Ваша работа меня не касается, – фыркнул дворец­кий. – В отличие от домашнего хозяйства. Я отметил в вашем календаре благотворительный прием в АМА. Вам следует приготовиться и выглядеть презентабельно… – Сделав паузу, он брезгливо посмотрел на ее обшарпанные ботинки и мятые брюки. – Если это возможно, конечно. Прием состоится в пятницу в половине восьмого.

Ева угрожающе шагнула вперед.

– Держите свои лапы подальше от моего календаря.

– Рорк поручил мне сделать в нем отметку и напомнить вам о приеме. – Соммерсет самодовольно улыб­нулся.

Ева решила потребовать от мужа, чтобы он прекратил навязывать ей своего нациста-дворецкого.

– Черт возьми, я сто раз говорила вам, чтобы вы не лезли в мои дела.

– Я получаю указания от Рорка, а не от вас.

– А я не потерплю их ни от вас, ни от него! – бросила она, поднимаясь по лестнице.