— До меня доходили разные слухи, — словно издалека прозвучал голос мисс Тодд. — Будто вы избежали Инквизиции в тюрьмах Новой Каталонии, где вас заразили вирусом жажды. Или что вы возглавляли Сопротивление во Франции, где революционеры обезглавили всю голубокровную аристократию.

Ее дыхание участилось, показывая, что, несмотря на прохладный, резкий тон, ее также волновала их близость. Кровь пульсировала в жилах синхронно с биением сердца Онории.

«Хочу ее…»

— А че вы думаете? — прошептал Блейд, наклоняясь ближе.

— В вашем говоре нет и следа французского или каталонского диалектов. Вы будто родились в канаве и каким-то образом научились подражать аристократам. — И тут Онория подняла голову, а Блейд потянул за накрученный на палец локон. Она шлепнула себя по затылку и, наткнувшись на руку соседа, изумленно округлила глаза.

«Возьми ее», — думал Блейд. Достаточно приставить нож к горлу Онории и сделать крохотный надрез, прижаться губами к коже, чувствуя во рту поток горячей крови, пока жертва сначала бьется в объятиях, а потом постепенно сдается…

Он зажмурился.

«Я не животное».

И тут же услышал в голове шепот Викерса: «Нет, животное. Помнишь стражников? А ту старуху? А Эмили?»

Блейд никогда ее не забудет. В противном случае, помоги ему бог — ему и всем остальным.

Окружающие звуки прорвались сквозь воспоминания, и Блейд открыл глаза. Мир вновь заиграл буйством красок, а не мрачными застывшими тенями, которые привиделись ему от голода. Неутоленная жажда схлынула.

— Что вы делаете? — Онория замолчала, заметив выражение лица спутника.

Он осторожно выпустил локон.

— Ваши волосы мягкие как шелк.

И едва не расхохотался, заметив озадаченное выражение ее лица, пока Онория безуспешно пыталась найти подвох в его словах.

— Я прошу вас не распускать руки, — наконец промолвила она. — И вы сумели правильно произнести целое предложение.

Блейд мысленно вспомнил собственные последние слова. Онория права, он произнес их точно, как Викерс: четко и резко выговаривая гласные, а некоторые буквы с тихим присвистом. Сходство ему вовсе не понравилось.

— Ваша правда, я родился в канаве, но не всегда был уличным мусором.

— Я не это имела в виду.

— Нет? — Блейд откинулся на сиденье, когда они миновали внушительное кирпичное здание Элдгейта и въехали в самый центр города. Хозяин трущоб скрыл свое лицо от пары стоящих на страже металлогвардейцев — двухметровых железных машин с отполированной нагрудной броней и заходящими друг за друга металлическими пластинами, защитой хрупкого парового механизма, что отвечал за движение.

Вдалеке сиял высоченный шпиль Башни из слоновой кости. С тех пор, как Эшелон свергнул парламент, эта башня стала символом власти голубокровных, служа также напоминанием о том, кто именно правит Лондоном.

В городе не существовало места, где можно было от нее укрыться. Даже в борделях.

— Вы бывали внутри? — спросила Онория, увидев, куда смотрит Блейд.

— Однажды. — Он отвел взгляд. — Окрасил тамошние стены кровью.

Онория посмотрела спутнику в глаза.

— Их высокоблагородия не жалуют грязнокровных.