— Может быть и нет, но я считаю, что если ты уже не захватила его сердце, то могла бы, если бы захотела этого. Мужчина не может оторвать от тебя ни глаз, ни рук. Он не проявляет интереса ни к одной другой женщине, хотя они по-прежнему преследуют его. И, Эффи, он сопровождал нас, когда двор собрался и двинулся в путь, и мы с тобой пустились рысью вослед. Это не мелочь, разве не так? Такая поездка для него — один из неоспоримых рисков. — Она утвердительно кивнула, когда Эфрика в изумлении уставилась на нее.

— Теперь, когда я думаю об этом, даже Дэвид был, казалось, удивлен решением своего отца последовать за нами. Я беспокоилась из-за этого, но Дженкин просто сказал, что если он смог совершить путешествие из Кембрана до двора, то сможет проехать и от старого двора к новому.

— Но так как Дэвид был к тому времени официально обручен, у него уже не было необходимости продолжать следить за этим, не так ли?

— Нет, не было, — Эфрика встала с кровати.

— Что ты собираешься делать?

— Увидеться с Дженкином, и надеюсь, что смогу набраться смелости и сказать ему кое-что, нечто такое, что дало бы ему стимул или мужество, чтобы заговорить.

— Тебе прямо сейчас надо сделать это?

— Когда-то я должна начать. Не думаю, что эта проблема легко или быстро разрешится. — Девушка вздохнула и покачала головой. — Я хочу это сделать не только ради ребенка, и не только потому, что Дункан будет искать кого-либо, чтобы убить, когда обнаружит, что я беременна, но без мужа, но для того, чтобы мы могли покинуть это место и эти глупые сплетни.

— Ах, дорогая, так ты слышала все эти сплетни, правда? Они вызывают тревогу.

— Больше, чем просто тревогу, кузина. Они опасны. При всей его силе, скорости, хитрости и способности исцеляться в мгновение ока, у Дженкина есть свои слабости. Он может быть убит. Это нелегко сделать, но все же это возможно. Он, без сомнения, может быть представлен, как…, ладно, как особенный. Очень, очень особенный. Все, что Дженкин говорит на это — дескать, подобные слухи всегда шли по пятам за МакНахтонами. А потом он целует меня, и я забываю, о чем мы говорили, — пробормотала она. — Ладно, настало время что-то делать с этим.

— Каким образом?

— Мы обе знаем, кто распространяет эти байки — леди Элеонора, Лаклейн и Томас. Почему кому-то нужно обращать внимание на то, что они говорят, я не знаю, но, возможно, людям нужно напомнить об этом. — Заметив встревоженное выражение лица Барбары, Эфрика спросила, — В чем дело?

— В том, что ты только что сказала — что люди нуждаются в напоминании о том, кто конкретно распространяет эти слухи. Мне следовало подумать об этом. Я имела дело с этими людьми намного больше и дольше, чем ты. Все, что я могу сказать в оправдание своей глупости — это то, что я слишком хорошо сознавала тот факт, что многое из их речей — правда. Не смущающие умы нелепицы вроде того, что он — демон, дьявол или какая-то другая нежить, а вся остальная часть их сплетен. Он другой. Он действительно избегает света. У него действительно бывают глаза, как у волка. Вот это всё.

Барбара покачала головой.

— У меня, конечно, есть некоторые навыки в пресечении разговоров подобного толка. Мы, Калланы, не столь очевидно отличаемся, но и у нас есть несколько своих странностей, однако мне всегда удавалось высмеивать любые пересуды о нас. И все же я рада, что никто не упомянул о его зубах. Их действительно было бы трудно объяснить, хотя у нас был дядя, который дал бы ему в этом сто очков фору.

— Да, я помню его. И ещё хорошо, что никто не задумывался о том, когда он ест и видел ли кто-нибудь это вообще.