Однажды мы с Мэри Энн отправились в гости, оставив Еву на попечение брата. Был будний день, и мы велели Тому уложить Еву спать в девять часов. На следующее утро Ева едва встала, явно не выспавшись. Заподозрив, что она вчера засиделась у телевизора, я спросил, не бодрствовала ли она после девяти. Она это отрицала. Тогда я спросил у Тома и получил ответ: «Я не знаю». Я ни в чем не уверен, но давайте допустим, что Том знал: Ева легла в десять, но солгал. Я никого не стал наказывать или устраивать разбирательство, потому что хочу, чтобы Том чувствовал себя заодно с сестрой. Я хочу, чтобы он защищал ее, а не был бы доносчиком. Если б я даже и узнал правду, она не была бы столь значительна, чтобы подрывать чувство солидарности брата и сестры.

Но даже когда речь идет о жизни и смерти, родители и дети могут расходиться во мнении: следует или нет докладывать об этом. Вот какой инцидент произошел на почве расовой нетерпимости в Говард-Бич — одном из районов Нью-Йорка в 1987 г. Двадцатитрехлетний чернокожий юноша подвергся нападению группы подростков, вооруженных бейсбольными битами. Пытаясь спастись, он выскочил на шоссе, был сбит проносившейся мимо машиной, в результате чего он скончался. Юноша по имени Бобби Райли, бывший среди нападавших, предоставил полиции информацию, которая позволила арестовать нападавших и выдвинуть против них неопровержимое обвинение. Вот как «Нью-Йорк Таймс» описывает реакцию взрослых на поступок Райли.

…Соседи Райли утверждали, что помочь властям было его моральным долгом. Один из соседей сказал: «Он — правоверный католик и не мог поступить иначе». По мнению другой соседки, родители юноши могут быть уверены в том, что их сын поступил правильно. «Если б на безоружного человека набросился с бейсбольной битой мой собственный сын, то я либо убила его собственными руками, либо сделала бы все, чтобы как-то загладить его вину…»

А теперь послушайте, как реагировали подростки.

Гарри Вагнер, 15 лет: «Он поступил плохо. Нельзя доносить на своих. Теперь ему лучше отсюда уехать».

Джоди Арамо, 16 лет: «У Бобби Райли больше нет друзей, потому что он — стукач».

«Это моя лучшая подруга, — сказала молоденькая девушка на пороге школы, указывая на другую девушку, одетую точно так же. — Я бы никогда не донесла на нее, ни за что. Друг — это друг. Вы что — хотите, чтобы ваш друг сидел в тюрьме?»

Статья в «Таймс» заканчивалась словами: «Большинство подростков в Говард-Бич из этого дела уяснили только, что донос — это грех, независимо о того, насколько ценна правда».

В данном случае в противоречие вступают только преданность друзьям и моральные обязательства перед обществом. Бобби Райли не был сторонним наблюдателем — он ведь также участвовал в преступлении. И вероятно, Райли стремился искупить вину или выполнить моральный долг. Он мог также рассчитывать на снисхождение суда в благодарность за предоставленную полиции информацию. К тому моменту, когда статья была опубликована, один лишь Райли из всей компании не находился под стражей в ожидании суда.

И хотя он мог руководствоваться сложными мотивами, ясно, одно — родители и дети расходятся в своей оценке тех, кто дает информацию против других.

Ложь с целью защиты товарищей

В интервью мы пытались выяснить, как относятся дети к тому, чтобы донести на соученика в тех случаях, когда они, в отличие от Райли, не выступали соучастникам преступления. Сказав правду, они для себя не добились бы ничего. Мы задавали им такой вопрос: «Если учитель спрашивает тебя, не твой ли друг сломал школьный магнитофон, а ты знаешь, что это сделал именно он, доложишь ли ты об этом учителю?»

Менее трети ребят ответили, что они сообщили бы учителю правду. Решение давалось им нелегко.