Чтобы добиться признания, сначала можно пообещать прощение. Мать может сказать Джону, что он не будет наказан, если обо всем расскажет. Конечно, она должна быть уверена, что так и поступит. А в состоянии ли она простить серьезную кражу? Если обещание «амнистии» не срабатывает, придется взять на себя роль детектива. Она должна будет беседовать с друзьями и учителями Джона, а возможно, и обыскать его комнату. Полученные улики она предъявит Джону, чтобы вынудить его признаться.

Матери Джона придется вступить в борьбу, потому что ставка очень высока. Если ее сын становится вором и наркоманом, ему необходима немедленная помощь. Мать уже не может полагаться на тактику доверительных отношений в связи с такого рода ложью.

Именно ложь подростков беспокоит родителей больше всего. Подростки не принимают безоговорочно установленные социальные нормы и часто считают допустимым обман, который позволяет им уклониться от следования этим нормам. Как пишет в своей главе Том, многие случаи подростковой лжи никак не связаны с родителями. Ложь служит средством обретения социального статуса в особом мире — мире сверстников.

Взрослея, подростки становятся более искушенными во лжи, и их не так-то легко уличить. Хорошая память и развитый интеллект позволяют им изобрести вполне правдоподобный обман. Они гораздо лучше, чем младшие дети, владеют собой. И по мере того, как возрастает их способность уклоняться от разоблачения, усиливается и неискренность. А ложь порой может быть опасна и для них самих, и для окружающих.

Нелегко, заподозрив подростка во лжи, вступить с ним в единоборство. Сам факт обмана часто выводит родителей из себя, заставляя добиваться признания любой ценой. Но иной раз столкновения не избежать, как в случае с Джоном. Чаще, однако, ложь подростков не столь серьезна. Обычно она касается невыученных уроков, невыполненных поручений, потерянных или испорченных вещей. Родители сами должны решить, когда следует добиваться признания, а когда — избегать конфликтов и опираться на доверие-

Насколько это важно — знать правду? Мнения родителей могут расходиться, но для всех очевидно, что при серьезной угрозе (зарождающейся привычке наркотикам или противоправных действиях) возникает достаточный повод, чтобы добиваться истины.

Такие же критерии можно применить и ко лжи младших детей. Заподозрив, что поведение ребенка приобретает нездоровую эротическую окраску либо у него возникает склонность к воровству, необходимо пойти на конфронтацию. К иным случаям лжи можно отнестись и мягче.

Когда Тому было 9 лет, мы однажды в воскресенье дали ему 5 долларов, которых с избытком должно было хватить на билет в кино и сладости. Сдачу мы попросили вернуть. Домой он никаких денег не принес, но рассказал леденящую душу историю о том, как у кинотеатра его остановил бандит в маске. В ходе дальнейших расспросов стало ясно, что ограбление — плод его фантазии, но Том все равно не признался, что истратил деньги. Наоборот, его версия стала обрастать все более неправдоподобными подробностями.

Мы почувствовали, что должны заставить его признаться, позвонили его приятелю, с которым он ходил в кино, и выяснили, что деньги были израсходованы на лакомства. Когда мы приперли Тома к стенке, он в отчаянии признался. Мы сыграли в полицейских и выиграли. Но было ли это необходимо? Была ли ставка столь высока, чтоб вырывать у Тома признание? Потом мы поняли, что эта ложь того не стоила. Нам следовало бы сказать: «Для нас очень важно, чтобы ты нас не обманывал. Мы должны тебе доверять, иначе мы не сможем позволять тебе ходить в кино одному, поскольку очень беспокоимся за тебя. Если ты честно расскажешь, на что потратил деньги, мы не станем тебя серьезно наказывать».

Такой подход привел бы нас к диалогу о необходимости доверия, а не к слезам и истерике, которые мы получили в результате.