– Значит, его закололи, – выдохнул Себастьян.

– Именно. Причем кинжалом. И вот что примечательно: судя по углу входа лезвия, я бы поставил на то, что человек, нанесший этот удар, не правша. Заметь, я могу ошибаться. Не исключено, что убийца просто бил как-то сбоку. Но все же вероятней всего, ты ищешь левшу. Эх, жаль, что тело Пельтана не пробыло у меня достаточно долго, чтобы посмотреть, а не прикончили ли его таким же ударом.

– Человек, который пытался убить меня – уже дважды, – точно левша. – Себастьян рассматривал недавно зарубцевавшийся шрам, тянущийся по всей длине правой руки полковника. – Кажется несправедливым, что Фуше удалось пережить разгром Наполеона в России только для того, чтоб его пырнули ножом в спину в Лондоне.

– Ирония судьбы. Можно поспорить, он не считал здешнее задание опасным. – Гибсон сделал паузу. – Не знаешь, у него есть семья?

Себастьян покачал головой.

– Я никогда не спрашивал.

Вместе они снова перевернули труп, и Себастьян невольно отвел взгляд от изувеченного лица.

– Что можешь сказать о его глазах?

– Думаю, тот, кто воткнул кинжал ему в спину, тем же кинжалом вырезал глаза. Очень грубая работа.

– Как и сердце Пельтана. – Расставленными большим и указательным пальцами Себастьян провел от своих бровей по глазам до подбородка.

– Есть идеи, почему его убили? – спросил Гибсон.

– Идей-то много. Проблема в том, чтобы выяснить, какая из них правильная. Его могли убить из желания сорвать мирные переговоры. А может, потому что он знал, что случилось с Пельтаном.

Гибсон снова вытер руки и потянулся за скальпелем.

– Я с ним еще не закончил, но удивлюсь, если выяснится что-то новенькое.

Себастьян начал поворачиваться к двери, но вдруг остановился, чтобы сказать:

– Я только что беседовал с Алекси Соваж.

– И? – буркнул Гибсон, не поднимая глаз.

– Она призналась, что мальчик при леди Питер на самом деле ей не брат, а сын. От Дамиона Пельтана. Ты знал?

Гибсон мотнул головой.

– Нет.

– Со слов Алекси, ей рассказали о ребенке по секрету и она считала для себя долгом чести хранить тайну леди Питер. Но я думаю, что этим не исчерпываются все секреты, которые она от нас скрывает.

– Она очень напугана.

Француженка не показалась Себастьяну напуганной, но он сказал лишь:

– Надеюсь, ты соображаешь, что делаешь.

Гибсон поднял голову от работы, зеленые глаза сверкнули.

– Что, черт подери, это должно означать?

– Ты знаешь.

Без единого слова Гибсон снова опустил голову. На его впалых щеках вспыхнули красные пятна, порожденные то ли гневом, то ли смущением.

ГЛАВА 41

Большую часть утра Геро провела в конторе  газеты «Таймс» за беседой с Джоном Уолтером, редактором, который занимался ее серией статей о рабочей бедноте Лондона. Она передала ему свой последний очерк, посвященный городским кирпичникам. А затем спросила с напускной  небрежностью, не слышал ли он часом о португальском монастыре под названием Санта-Ирия.

Уолтер с необычно мрачным видом уставился на нее и, несколько раз моргнув, пробормотал:

– Да, конечно. А что вас интересует?

– Хочу узнать, что там произошло в 1810 году.

Поднявшись с рабочего места, он подошел к грязноватому окну, выходящему на затопленную туманом улицу, пальцы одной руки теребили цепочку от часов.

– Это некрасивая история, – предупредил редактор.

– Пожалуйста, расскажите.

И он рассказал.

          * * * * * * * *

Вернувшись домой на Брук-стрит, Геро нашла Девлина на задней террасе.