Иногда обрывок сведений подобен одинокой свече, зажженной в темной пустой комнате и горящей ярко, но бесполезно. А порой свет истины придает смысл прежде необъяснимому или озаряет незамеченные детали. Себастьян сказал:

– Так вот почему и граф Прованский, и Мария-Тереза вопреки своим обыкновениям обращались за консультацией к Дамиону Пельтану. Дело совсем не в здоровье – они хотели своими глазами посмотреть, похож ли он на погибшего принца. И к какому выводу они пришли?

Француз пожал плечами.

– По моему опыту, принявшись искать сходство, люди, как правило, его находят – независимо от того, существует оно или нет. После стольких лет откуда взяться уверенности?

Себастьян вспомнил тело, которое видел лежащим у Гибсона на столе для вскрытий, вспомнил высокий покатый лоб и выдающийся нос, совсем как у Марии-Терезы или у тысяч других людей. Да, если бы граф Прованский или Мария-Тереза пожелали отыскать сходство, они бы его нашли. Себастьян спросил:

– Но откуда Бурбоны могли узнать подробности детства Дамиона Пельтана?

– Думаете, у нас нет связей в Париже?

– Не сомневаюсь, что есть, хотя хорошо помню, как ваш патрон пытался мне внушить, будто эти «связи» почему-то не сообщили ему о цели визита Армона Вондрея в Лондон.

Лашапель в ответ лишь слегка улыбнулся и пожал плечами.

Из тумана доносился плеск весел лодочников. Себастьян подозревал, что из выявленных мотивов убийства удержание позиций на лесенке престолонаследия следует поставить во главу списка, даже когда вожделенный престол временно занят корсиканским узурпатором. Появление «пропавшего дофина» свело бы на нет все притязания нынешних претендентов на французскую корону и лишило бы Марию-Терезу шанса когда-нибудь стать королевой.

– Конечно, – добавил Лашапель, – нет никаких убедительных доказательств ни за ни против.

– Насколько вам известно.

– Насколько мне известно, – легко согласился француз. – Однако, учитывая, сколь высоки ставки, даже простого предположения хватило бы, чтобы жизнь Пельтана подверглась опасности.

Придворный перевел взгляд на причал у подножия моста, где река вспенивалась и закручивалась в смертоносном водовороте. Будь в Лондоне граф д’Артуа, его бы Себастьян и заподозрил прежде всего, поскольку жестокость и порочность младшего из трех братьев Бурбонов равнялись лишь его же тщеславию и эгоистичности. Но Артуа находился далеко отсюда, в Шотландии. Если же в дело замешан прикованный к инвалидной коляске некоронованный король, тогда не понятно, почему Лашапель считает именно себя целью нападения на Бердкейдж-уолк.

Себастьян сказал:

– К чему тогда покушаться на вас? Я готов допустить, что полковника Фуше убили и искалечили в надежде напугать Вондрея, чтобы тот прекратил мирные переговоры. Но вас-то зачем убивать?

– Возможно, из-за того, что я знаю или подозреваю.

– Кстати, мне рассказывали, что у леди Жизель во время Террора родился младенец, который не выжил. А отчего он умер?

Лашапель встретился взглядом с Себастьяном. Французу довелось стать свидетелем проявлений дичайшего варварства, и он наверняка не питал иллюзий в отношении своих соплеменников и глубин греховности, в которую они впали. И все же в его глазах промелькнул ужас, бессознательно возникающий у человека при столкновении с бездушной жестокостью, граничащей с безумием.

– Она его задушила.

ГЛАВА 50

Себастьян подошел к приемной Гибсона и увидел сидевшую у входа на корточках Александри Соваж. Наклонив голову, она все внимание сосредоточила на повязке, которую накладывала на палец девочки в лохмотьях. Судя по напрягшейся спине, докторесса заметила Себастьяна.