Изменить размер шрифта - +
На козлах дремал кучер в ливрее графа Артуа. Но в остальном узкая улочка лежала темной и пустынной под надвигающимся ненастьем.

Поглубже надвинув шляпу от дождя, Себастьян осторожно попробовал центральные двери часовни. Заперто. Он снова взглянул на спящего кучера, затем обогнул здание и скользнул в узкий проход, ведущий к двери ризницы. Дождь припустил сильнее, к колющим каплям добавилась жалящая ледяная крупка. Он почти достиг короткой лесенки, когда услышал позади крадущиеся шаги – кто-то зашел в проход следом.

Себастьян обернулся.

Молодой человек в расстегнутом пальто и цилиндре со смешком остановился. На вид ему было лет двадцать пять лет, во внешности ничего примечательного, кроме больших темных глаз, окаймленных ресницами пушистыми, как у девушки.

– Шевалье д’Армиц, полагаю?

– Да.

– Вы очень тихо двигались, – сказал Себастьян. – Случайно, не подкрасться ко мне пытались, а?

– Зачем бы мне к вам подкрадываться? – Француз держал левую руку опущенной вдоль бока, пряча в складках пальто. Наверняка рассчитывал, что в густой тени закоулка никто не сможет разглядеть кинжал, который он сжимал. – Просто хотел вас предупредить, что церковь закрыта.

– Я вижу, там горят свечи.

Шевалье шагнул ближе, еще ближе.

– Это частная церемония.

– Да? И что за церемония?

– Похороны.

– Но катафалка-то нет.

– Тело уже погребено в другом месте.

Дождь разбарабанился не на шутку. Шевалье продолжал подходить, пряча клинок и изобразив на лице любезную улыбку, словно для светской беседы.

– В некоторых эмигрантских семьях, знаете ли, принято извлекать из тела сердце усопшего. Урны с сердцами хранятся здесь, в часовне, в ожидании того дня, когда можно будет отвезти их во Францию.

– В данном случае в Валь-де-Грас?

– В данном случае – да. – Теперь мужчин разделяло фута четыре. Улыбка француза стала шире. – Вас трудно убить, месье виконт.

– Но вы раз за разом пытаетесь.

– Думаю, в этот раз шансы на моей стороне.

– Вот как? Потому что у вас в руке кинжал, а у меня нет?

Легкое удивление промелькнуло по лицу д’Армица.

– Я слышал, что у вас зрение и слух, как у кошки. Но никогда не принимал всерьез эти слухи.

– Напрасно.

Шевалье покачал головой.

– Мне казалось, это лишь иллюзорный образ, который вы культивируете.

– А я слышал, что вы предпочитаете пронзать мужчин со спины. В буквальном смысле. И спину вам не подставлю.

– И так справлюсь, – выдохнул д’Армиц.

Все с той же улыбкой он рванулся вперед, клинок сверкнул к сердцу Себастьяна.

Извернувшись, тот одной рукой поймал запястье противника, а другой рубанул по локтю. Атакующая рука шевалье согнулась. Стиснув зубы, Себастьян постарался развернуть кулак с кинжалом, рукоять помогала усилить давление.

Лицо француза вспыхнуло изумлением, когда он понял, как сильно просчитался.

Себастьян еще поднажал и почувствовал слабину. Он дернул вверх обмякшую руку д’Армица и направил клинок прямо ему в сердце.

– Но… – пробормотал шевалье.

Его глаза расширялись, постигая реальность: противника, которого не удалось обхитрить, рок, которого не удалось избегнуть. Изумление сменилось гневной яростью от осознания, что всем шансам пришел конец. Всему пришел конец.

– Со мной не так легко справиться, как вы думали, – заключил Себастьян, высвобождая кинжал.

Дождь заливал опрокинутое лицо француза, размывал кровь, пятнавшую белый жилет. Свет понимания уже исчезал из глаз шевалье. Но ярость еще оставалась – как пламенеющий уголь, обреченный угаснуть в беспощадной тьме.

Быстрый переход