Бобби еще раз испытал железное рукопожатие. Миссис Кеймен протянула ему вялую руку. Его отец простился с ними, и Бобби проводил Кейменов до парадной двери.

– А чем вы занимаетесь, молодой человек? – поинтересовался Кеймен. – Приехали домой в отпуск или как?

– В основном я занимаюсь поисками занятия, – промямлил Бобби. – Я служил на флоте.

– Тяжелые времена… тяжелые сейчас времена, – сказал мистер Кеймен, качая головой. – Ну, желаю вам удачи, разумеется.

– Большое вам спасибо, – вежливо ответил Бобби.

Он смотрел, как они уходят по заросшей сорняками подъездной аллее. Парень вконец приуныл. В голове царил кавардак путаных мыслей. Фотография… лицо девушки с широко поставленными глазами и пышными волосами… И вот десять или пятнадцать лет спустя миссис Кеймен, размалеванная, с выщипанными бровями. Широко поставленные глаза утонули в складках кожи и превратились в поросячьи глазки, а волосы были густо покрашены хной. Невинность молодости испарилась без следа. Какая жалость! И все, наверное, из-за того, что она вышла замуж за этого здоровенного прохвоста Кеймена. Выйди она за кого-нибудь другого, может, и не постарела бы так безобразно и скоро. Седина в волосах, а на бледном гладком лице – все те же широко поставленные глаза… А впрочем, какая разница? Бобби вздохнул и покачал головой.

– Это худшее, что приносит брак, – пробормотал он.

– Что ты сказал?

Бобби очнулся от своих дум и увидел тихонько подошедшую Фрэнки.

– Привет, – буркнул он.

– Привет. Почему брак? И чей?

– Я рассуждал отвлеченно, – сказал Бобби.

– То есть?

– О разрушительных последствиях брака.

– И кто же подвергся разрушению?

Бобби все объяснил, но Фрэнки с ним не согласилась:

– Вздор. Эта женщина в точности как на фотографии.

– Когда ты ее видела? Ты была на дознании?

– Разумеется, была. А ты как думал? Тут же почти нечего делать. Дознание – это настоящая манна небесная. Я так волновалась, что аж зубы свело. Конечно, лучше бы это было таинственное отравление, чтобы выступал лаборант-химик и все такое, но нельзя привередничать. Надо довольствоваться нехитрыми развлечениями, выпадающими на нашу долю. Я до самого конца надеялась, что кто-нибудь заподозрит неладное, но все оказалось чуть ли не до прискорбия просто.

– До чего же ты кровожадная, Фрэнки.

– Я знаю. Это, вероятно, атавизм, или как его? А ты как думаешь? Я уверена, что во мне много атавизмов, или как их? В школе меня прозвали Обезьяньей Мордой.

– А обезьянам нравятся убийства? – спросил Бобби.

– Ты спрашиваешь, как корреспондент воскресной газеты.

– Ты знаешь, – сказал Бобби, возвращаясь к первоначальной теме, – я не согласен с тобой относительно миссис Кеймен. На фотографии она славная.

– Подретушировали, только и всего, – отрезала Фрэнки.

– Ну, значит, так подретушировали, что мать родная не узнает.

– Ты слепой, – сказала Фрэнки. – Фотограф сделал все, на что способно искусство светописи, но все равно снимок вышел гадкий.

– Совершенно с тобой не согласен, – холодно возразил Бобби. – Да и вообще, где ты его видела?

– В местной газете «Вечернее эхо».

– Возможно, его некачественно напечатали.

– По-моему, ты совсем спятил, – сердито сказала Фрэнки. – И все из-за какой-то размалеванной затасканной сучки – да, да, я сказала: сучки – вроде этой Кеймен.