«О, горе мне! Тоска! Тоска навеки!» — цитирует Ильф, и через несколько строк возвращается к этой записи: «На мутном стекле белела записочка: „Киоск выходной“. Тоска, тоска навеки». «Я не лучше других и не хуже». И через несколько строк снова: «Нет, я не лучше других и не хуже». А вот пример, когда сатирическая тема как бы связывает несколько записей в одну строфу, и этому не мешают другие фрагменты, помещенные между ними. «„Край непуганых идиотов“. Самое время пугнуть». «В каждом журнале ругают Жарова. Раньше десять лет хвалили, теперь десять лет будут ругать. Ругать будут за то, за что раньше хвалили. Тяжело и нудно среди непуганых идиотов».

Как и цикл стихов, эти записи Ильфа можно читать с середины, в любом порядке, но лучше всего их читать все-таки подряд, как они написаны Ильфом. И очень жаль, что эта книжка все еще не издана полностью и подряд, в том виде, как ее оставил Ильф. (Считается, что Ильф писал эти заметки прямо на машинке, как они приходили в голову. Но вероятно, это было не совсем так или не всегда так. По крайней мере для некоторых записей делались черновики. Сохранилось несколько узких, длинных, исписанных от руки листков. Отдельные записи в свою последнюю работу Ильф перенес отсюда.)

Последний год жизни Ильфа, как и все десять лет его совместной работы с Петровым, был полон и трудностей и трудов. Конфликт с «Мосфильмом» по поводу «Цирка» был именно в эту весну. Лето было отдано работе над «Одноэтажной Америкой», напряженной работе, в которой писатели впервые испытывали свои способности писать совместное произведение порознь. В сентябре 1936 г. «Одноэтажная Америка» была сдана в журнал «Знамя».

Заместителя редактора журнала С. Рейзина, готовившего «Одноэтажную Америку» в печать, радовало как читателя и смущало как редактора отсутствие привычной схематичности в этой книге, подчиненность всего повествования в ней живым впечатлениям путешественников. Он настаивал на послесловии, на ряде осторожных оговорок в нем и просил Евгения Петрова (Ильфа щадили, переписку редакция вела с Петровым) не возражать против некоторых поправок, сделанных в тексте редактором.

Петров же возражал запальчиво и решительно, от имени своего и Ильфа. «Мы категорически возражаем, — писал он, — против написания послесловия о том, что, дескать, наши наблюдения не носят исчерпывающего характера. Лучше совсем не писать книг, чем снабжать их послесловиями». «Писатели — пишут, критики — критикуют. Мы не боимся критики, так как чувствуем свою правоту. Все, что написано в книге, — чистейшая правда. Там нет ни слова лжи».

Сохранились поправки, на которых настаивала редакция, и замечания Е. Петрова по поводу каждой из них.

«Богатых и нищих нет. Вернее, все нищие», — написано в главе об индейской деревне. Редактор вычеркнул эту фразу. «Надо безусловно оставить, — пишет Е. Петров. — В отношении к индейской деревне это абсолютно правильно! И потом это правда. В деревне, о которой идет речь, все индейцы нищие».

«Наши стахановцы иногда перекрывают нормы американских рабочих», — пишут Ильф и Петров. Редактора смущает это «иногда», и он заменяет его словом «нередко». «Прошу оставить! — настаивает Е. Петров на авторском варианте. — Иначе будет неправда».

И в другом месте. «Мы, кстати, и не такие уж бедные». Редактору эта фраза кажется слишком уничижительной. Появляется бодрая поправка: «Тем более, что мы, кстати, давным давно уже не бедные». «Ужасная поправка!» — пишет Е. Петров и просит восстановить авторский текст.