– Слушаю!

– Письма! – голосом, грубо пародирующим салонных певцов из Лас-Вегаса, пропел почтальон. – Нам пришли письма!

Дуг бросил трубку на рычаг. Внезапно его прошиб пот. Сердце гулко заколотилось – явно не от быстрой ходьбы. Полежав некоторое время и отдышавшись, он решил позвонить Майку Трентону.

– Пи-и-и-сьма! – послышался в трубке тот же голос.

Почтальон каким-то образом оставался на линии, тем самым лишая его возможности позвонить кому-либо или услышать чей-то звонок.

«Ну и отлично», – подумал Дуг. Губы скривились в решительной усмешке. Почтальон хочет играть по-крупному? Его это вполне устраивает.

Он выдернул телефонный шнур из розетки.

Первым делом он поедет в больницу, проведает Билли и Триш. Затем – в полицию. А потом – в хозяйственный магазин, за корзинами для мусора.

После чего вернется домой, пройдется метлой по двору и выкинет к чертовой матери всю эту вонючую корреспонденцию.

Но Дуг настоял, чтобы она все-таки не спускала глаз с сына и постарался убедить Триш в необходимости ее присутствия рядом с мальчиком.

На это она возразила, что в таком случае мальчику важно присутствие обоих родителей, но Дуг отговорился уже назначенной встречей с Майком. Им требуется многое обсудить. А она должна оставаться в больнице.

Это оказалось мудрым решением, поскольку на следующее утро вся территория вокруг дома вновь оказалось усеяна почтовой корреспонденцией, хотя белоснежные конверты сменились странным набором бандеролей, плохо перевязанных пакетов и густо заштемпелеванных свертков. Но, как и раньше, они покрывали буквально каждый квадратный дюйм. Причем почтальон разложил свою разношерстную коллекцию в виде гигантской мозаики, так, что коробки, свертки и пачки абсолютно точно соприкасались друг с другом, и между краями не оставалось ни малейшего просвета.

Дуг открыл дверь и вышел на улицу. В ноздри тут же ударила вонь – прогорклая, тухлая вонь гниющей и разлагающейся плоти. Сквозь надорванную упаковку одной из бандеролей он разглядел полусгнившую гроздь винограда. Бандероль была адресована Тритии, очевидно, из ее клуба «Фрукты месяца». Рядом с ней – неопределенной формы сверток, залепленный почтовыми марками. Сквозь бумагу проступали бурые кровавые пятна. Сверток тоже был адресован Тритии.

Дуг оглядывал свои владения с нарастающим чувством ужаса. Очевидно, его план провалился. Весь город, по договоренности, должен был игнорировать почтовую корреспонденцию, не отправлять и не вскрывать письма, и, по сведениям Майка, все строго выполняли это условие. Но у почтальона по-прежнему хватало сил собирать сотни упаковок всевозможной гадости и в течение одной ночи покрывать ими всю территорию вокруг его дома. Как же можно надеяться совладать с существом, которое способно производить операции такого масштаба?

Но, может, в этом и заключается смысл?

Может быть, для этого и устраиваются подобные сцены? Может, почтальон как раз хочет, чтобы они так подумали? Может, почтальон уже напуган, уже сопротивляется из последних сил и бросает в бой главные резервы, бьет, так сказать, изо всех орудий, пытаясь деморализовать неприятеля?

Мелькнула и другая мысль. Возможно, вчерашняя уборка конвертов тоже каким-то образом придала почтальону дополнительные силы.

Не исключено, что любое действие, связанное с почтовой корреспонденцией, даже ее уничтожение, каким-то образом подкармливает почтальона.

Дуг быстро вернулся в дом, оделся, схватил ключи и поехал в город поговорить с Майком Трентоном. Надо, чтобы его сотрудники довели до сведения каждого, что ни в коем случае – что бы ни происходило – не следует даже прикасаться к предметам, приходящим по почте.