У тебя рот Джона Гонта, его решимость и надменность. Кое-что ты унаследовала и от матери.
С этими словами он повернулся и пошел советоваться со своими вассальными рыцарями, стоит ли разбивать лагерь под стенами враждебного города.
Магдалена направилась к реке, обуреваемая странным, медленно растекавшимся по всему телу возбуждением, словно надолго затянувшаяся неопределенность наконец вот-вот разрешится. Что бы общего у нее ни было с матерью, именно это что-то заставляло трепетать Гая де Жерве, делало его мягким как воск. Куда девалась его обычная отчужденность?!
На крутом берегу реки раскинули шатры, и в воздухе скоро разнеслись ароматы жареного оленьего окорока и говяжьих туш, захваченных еще из Англии. На траве расставили длинные раскладные столы, и дружная компания уселась ужинать под вечерним небом. Блюда подавали со всеми полагающимися за высоким столом церемониями, совсем как в поместье Хэмптон: пажи стояли за спинами рыцарей, наливая вино, слуги разносили тяжелые блюда со снятым прямо с жаровни мясом, менестрели наигрывали сладостные мелодии. Вся эта живописная сцена освещалась факелами, разогнавшими мрак.
Магдалена, взяв большую ложку, налила в корку от каравая, служившую тарелкой, побольше мясного сока. Она так проголодалась, что совершенно забыла правила поведения, предписывавшие дамам клевать как птички, и, почти не жуя, проглотила хлеб, прежде чем отрезать маленьким кинжальчиком кусок жареной говядины.
— Уж и не помню, когда так хотела есть, — призналась она Гаю, с виноватым видом вытирая пальцы платочком. — Наверное, потому что не обедала сегодня.
— Пост — лучшее средство для возбуждения аппетита, — серьезно заметил он, осушив чашу с вином, переданную соседом. — Но я рад, что ты окончательно выздоровела.
— Да, и завтра намерена ехать верхом, — непререкаемым тоном объявила она. — Больше я этой тряски не вынесу. Кроме того, так путешествуют только простолюдины!
Гай рассмеялся.
— Мне бы не хотелось оказаться на твоем месте, — признался он. — Но если ты намерена сесть в седло, пожалуй, лучше лечь спать пораньше.
— Как по-твоему, здесь водятся волки? — неожиданно спросила Магдалена, разглядывая темные пространства, окружавшие их маленький лагерь.
— Может быть. Но они не подойдут к огню, а я выставил часовых для охраны.
Магдалена вздрогнула.
— Я бы предпочла скорее встретиться с монахом-убийцей, чем с волками.
Гай проницательно взглянул на нее.
— Тебе нет нужды никого и ничего бояться, крошка.
— Но ты не считаешь странным совпадением, что кто-то дважды нападал на меня? Те разбойники, что пытались похитить меня в Вестминстере, а теперь и недавнее покушение?
— Мы живем в страшные, беззаконные времена, — небрежно заметил он. — Тогда, в Вестминстере, мы пустились в путь к вечеру, без надежного эскорта. Сами и напросились на неприятности. А та ночь… — Гай пожал плечами. — Весь город предавался буйному веселью, а грабители всегда извлекают пользу из хаоса.
Магдалена кивнула, перекатывая между пальцами хлебную крошку.
— Но не нужно забывать и об Эдмунде.
— Эдмунд оказался один в лесу, который, как известно, кишит всяким отребьем.
— Да… думаю, тут ты прав. Она поднесла ладошку ко рту, чтобы заглушить зевок.
— Пойдем, я отведу тебя в шатер, где уже ждут женщины, — предложил Гай, вставая. — Шатер слишком мал для троих, но они могут спать на свежем воздухе.
Магдалена нахмурилась.
— Ты не боишься, что их обесчестят?
Она обвела красноречивым взглядом лагерь: воинов, суетившихся у жаровен, чистивших доспехи, ужинавших, передававших друг другу фляги с медовухой и элем. Обстановка казалась спокойной, но кто знает, что случится, когда погаснут огни?
— Сомневаюсь, что они будут так уж сопротивляться, — сухо обронил он, вспомнив, в каком виде вернулись служанки Магдалены. |