Очевидно, он зря боялся, что разговор получится неловким и натянутым! Значит, в ее жизни не хватает волнующих событий, вот как?

Усевшись, он похлопал по гладкому камню, предлагая девочке устроиться рядом.

Магдалена недовольно наморщила носик.

— Вряд ли у меня получится. Видите ли, совсем недавно меня высекли.

— Неужели?

Понимающе кивнув, Жерве встал, и они продолжили неторопливую прогулку.

— За какой же проступок?

Магдалена поколебалась. А вдруг этот лорд возмутится ее поведением так же сильно, как отец и тетка? Ей отчего-то не хотелось, чтобы он дурно подумал о ней, и в то же время некая извращенная гордость так и подталкивала испытать этого человека.

— Ходила к Безумной Дженнет, — дерзко выпалила она, — и получила от нее амулет.

— Амулет? Для чего? — поинтересовался он без всякого удивления или отвращения.

— Чтобы совершить что-нибудь увлекательное, — пояснила она и после минутного молчания добавила: — Разве можно быть счастливой, если кругом такая скука и совсем нечего делать, кроме как сидеть с теткой и вышивать или изучать Псалтырь с отцом Клементом, которому ничем не угодишь. Вечно он жалуется на меня отцу! Играть здесь не с кем и поговорить тоже! Иногда отец разрешает сопровождать его на охоту с гончими или соколами, но потом я обязательно что-нибудь натворю, и меня никуда не берут. Я люблю танцевать и петь. Так хочется кататься верхом, стрелять из лука и охотиться с соколами, но все мои ровесники — это пажи, а им запрещено подходить ко мне. Это место такое угрюмое, мрачное и холодное, что, кажется, я совсем здесь чужая.

Гай услышал в голосе девочки не только отчаянное одиночество, но и непонимание того, что с ней происходит, и сердце его больно сжалось. Тот, кто давал распоряжения, касающиеся воспитания Магдалены, очевидно, не задумался о том, как плохо ей придется в этой дикой приграничной местности, где опекунами ее будут убежденная старая дева и бездетный вдовец средних лет. Ее подлинный отец заботился исключительно о сохранении тайны и безопасности ребенка. За ней, очевидно, неплохо приглядывали и делали все, чтобы она, если Господу будет угодно, выросла из девочки в женщину, но счастье и веселье вовсе в расчет не принимались.

Гай де Жерве задумчиво поднес ко рту сцепленные ладони и, сведя брови, воззрился на малышку. Судя по виду, она опасалась, что была чересчур откровенна и выложила то, о чем полагается молчать. Пряди каштановых волос выбились из-под шапочки и падали на высокий лоб. Серые глаза, окаймленные густыми темными ресницами, были широко посажены. Тонкие черные брови тянулись едва не до висков. Высокие скулы, острый подбородок с ямочкой, придававший лицу идеальную форму сердечка, маленький носик хорошей формы небольшие, прилегающие к голове ушки… ничего не скажешь, очень хорошенькая. Вот только рот отцовский: чересчур большой для установленных канонов женской красоты. Правда, Гай еще не знал, как она улыбается. Он как-то видел портрет ее матери, тот самый, что висел в потайной комнате герцога. Сходство было поразительным, но Изольда де Борегар едва не погубила страну своей роковой прелестью и ядовитой злобой. Трудно представить, что эта неукротимая, жизнерадостная, полная энергии девочка уже осведомлена о женских уловках, о могуществе красоты и…

— Я не хотела показаться нескромной, сэр! — взволнованно пролепетала девочка, вернув его к действительности. — Вы не расскажете отцу, что я наделала?

Гай, улыбнувшись, покачал головой:

— Ни за что. Кроме того, я задал вам вопрос, и вы честно на него ответили. Тут нет ничего плохого.

Магдалена облегченно вздохнула и снова повернулась к парапету.

— Но о чем вы хотели поговорить со мной, сэр?

— Тебе хотелось бы отправиться в Лондон? — без обиняков спросил Гай.