В кабинет заглянул главный редактор.

— А-а, коллега… — он покачал головой. — Что это вы тут делаете?

— Можно, я немного посижу рядом с ее столом?

— А-а, — снова протянул он. — Пожалуйста… Вы ведь были с ней достаточно близко знакомы?

— Достаточно, чтобы хорошо понять друг друга.

Покачав головой, он ушел. Я бросился к сейфу, быстро вставил ключ, провернул. Хорошо, здесь не было всяких там хитроумных запоров, номерных кодов. Взрывоопасные бумаги хранились в примитивном «совковом» ящике, который с натяжкой можно назвать сейфом. Дверца открылась с сопутствующим визгом. На верхней полке лежали тюбики, коробочка с духами, салфетки, губная помада, расческа, а на нижней — кипа бумаг, газет и пара книг. Я вытянул все наружу, бросил на стол, лихорадочно стал перебирать: явно, что здесь хранилось много чего не представляющего интереса. Наконец я обнаружил обычную пластиковую папку светло-голубого цвета. Уже с первого взгляда я понял, что нашел. Угловые штампы заоблачных высот: комитеты, министерства, комиссии… Стопку бумаг и газет я сунул на место, быстро закрыл сейф, а секретную папочку сунул за пазуху, под рубашку. Теперь надо было исчезать, причем сделать это по-английски. Меня ждали дела, ждала дева Мария, бандеровка чертова. Шеф молчаливо ждал от меня материалы из Первотравного. Я был нужен своей Родине, маме-России, всему миру — особенно с таким жестоким компроматом в штанах, который позволит вычистить грязь из стана наших вождей-небожителей. И мы все заживем лучше, веселее, честнее…

Я направился к лестнице, но прежде, чем моя нога опустилась на первую ступеньку вниз, я заметил поднимавшегося негодяя Удава. Он, как всегда, был живее всех живых. «Почему я тебя не сдал там?!» — мысленно простонал я.

Он не увидел меня, не встретился глазами, а я уже ускоренным шагом уходил за поворот коридора. Навстречу мне медленно шла плачущая девушка, на поминках она сидела в дальнем углу и все время молчала, прижимая платок к лицу… Она не заметила меня.

Я услышал голос Удава, теперь уже никаких сомнений не оставалось, что это он.

— Девушка, извините, я из ассоциации «Надежда вашего дома», я хотел бы внести небольшие пожертвования нашей организации в помощь семье покойной…

— А вы пройдите в актовый зал, — всхлипывая, ответила она, — там Ксюшины мама и папа. Отдайте им…

— Вы знаете, им сейчас не до меня, — бойко продолжил Удав. — Я не хотел бы тревожить. Сумма не очень большая, сто пятьдесят долларов, но хоть какая, я не хотел бы тревожить маму и папу в такой день… Давайте я лучше положу на ее стол. И у меня цветы…

По звуку шагов я понял, что нежданного гостя повели в кабинет. Он пробыл там не более двух минут, потом быстро спустился вниз по лестнице. Все это время я стоял спиной к входу, с поднятым воротником пальто и плотно натянутой шапкой, готовый тут же ретироваться. Девушка еще находилась в кабинете, она тоскливо смотрела на лежащий на столе конверт, на нем значилось: «Блажен верующий!» На сейфе лежали четыре алые розы.

Я со злорадством понял, что обскакал Удава.

— Есть хорошие люди, — со вздохом сказала девушка. — Погибает совершенно незнакомый человек, а они чувствуют, они не могут равнодушно пройти, беспокоятся.