Они оттащили Гутса, Кокера и Бена на двадцать метров до ближайшего блиндажа в снегу.
— Удивлен увидеть тебя, — спокойно сказал Роун Харку.
— Не сомневаюсь в этом, майор. Но я не собираюсь просто отсиживаться в Усыпальнице и дожидаться конца.
— Долго ждать не придется, комиссар, — сказал Роун, меняя обойму. — Уверен, ты всласть на него налюбуешься. Последний бой Гаунта и его Призраков.
— Я… — начал Харк, но затем смолк. Как комиссара, даже непопулярного и нежеланного, его первейшей обязанностью было вдохновлять и подбадривать войска и пресекать подобные разговоры. Но он не мог. Видя силы, грозившие захлестнуть и уничтожить их, отрицать очевидное не было сил.
Циник майор был прав.
Гаунт тоже знал, что это наступила самая тяжелая часть битвы. Солдаты вокруг него падали. Он видел, как Криид тащит в укрытие раненного в ногу Каффрана. Видел, как дважды подстреленный Адар упал в конвульсиях. Видел, как два Призрака-вергхастца взлетели в воздух, подброшенные взрывом. Он чуть не упал, споткнувшись о труп рядового Брела, чья кровь уже замерзла, похожая теперь на рубины.
Лазерный луч вонзился Гаунту в правую руку, и комиссара-полковника развернуло. Другой прожег дыру в рукаве кителя.
— Первый-и-Единственный! — кричал он, и дыхание в холодном воздухе замерзало клубами. — Первый-и-Единственный!
Что-то вдруг случилось с небом. Оно резко из молочно-белого стало желтым, засверкало молниями, завихрилось облаками. Внезапно из ущелья поднялся почти горячий ветер.
— Гак, это что вообще такое? — пробормотала Бэнда.
— О нет… — выдавил Ларкин. — Безумие Хаоса. Фесово безумие Хаоса!
Беззвучные пузыри пурпурного и бордового вспухли и лопнули в небе. Алые цветы расцвели и растеклись, словно масляные разводы на воде. Зашипели молнии, фиолетово-белые, угрожающие и змеистые, сопровождаемые столь громкими раскатами грома, что задрожали сами горы.
Яростная битва захлебнулась и стихла. Инфарди бежали к тропе, оставляя раненых и подбитые машины на поле боя. Массовое отступление было столь внезапным, что враги очистили мыс перед Усыпальницей меньше чем за десять минут.
Имперцы в ужасе смотрели на корчащееся в небесах безумие. Двигатели машин заглохли. Вокс-каналы посходили с ума и наполнились дикими шумами и визгом. Бойцы вырывали из ушей вокс-бусины, морщась от боли. У вокс-офицера Раглона потекла кровь из ушей, пока он смог стащить с головы гарнитуру. Статические разряды наполнили воздух, потрескивали на оружии, электризовали волосы. Зеленоватые огни и шаровые молнии вспыхивали и шипели на крышах Усыпальницы.
За несколько минут до окончательного поражения что-то спасло почетную гвардию Гаунта или хотя бы подарило временную передышку.
Злая ирония заключалась в том, что этот подарок им преподнес Хаос.
— Я посоветовался с храмовыми адептами-псайкерами, — сказал аятани-айт Кортона. — Этот варп-шторм. Он воздействует на весь космос близ Хагии.
Гаунт сидел на стуле в главном зале Усыпальницы, раздетый до пояса. Медик Лесп накладывал швы и бинтовал ему руку.
— Какова причина?
— Флот Извечного Врага, — ответил Кортона.
Гаунт изогнул бровь.
— Но он должен был добраться до нас еще только через пять дней.
— Возможно. Но флот такого размера, движущийся через имматериум, создает обширную зону турбулентности. Корабли толкают эту волну перед собой.
— И такая ударная волна только что пронеслась над Хагией, понятно? — Гаунт встал и размял забинтованную руку. — Спасибо, Лесп. Идеальная работа. |