Даур отогнал печальные мысли, поскольку в непосредственной близости загремели выстрелы, и беженцы вокруг заметались и завопили. Импровизированные ограждения из скамей, принесенных отрядом Маккола, не выдерживали натиска толпы. Даур огляделся в поисках стрелка…

Один из офицеров замершей колонны пардусских «Гидр» палил из пистолета по гирляндам с обетами и флагами, трепетавшими над молитвенным двором. Стяги и знамена висели на растяжках вдоль стены храма. Офицер попросту решил развеять скуку ожидания.

— Какого дьявола ты творишь?! — заорал Даур, подобравшись к громадине «Гидры».

Люди в мешковатой желто-коричневой форме и подшлемниках в замешательстве посмотрели на него сверху вниз.

— Ты! — прокричал Даур офицеру с пистолетом в руке. — Ты что, хочешь устроить панику?

Мужчина пожал плечами.

— Просто убиваю время. Полковник Фаррис поручил нам оказать поддержку наступлению на Цитадель, но ведь мы никуда не движемся, так ведь?

— Слезай вниз, — приказал Даур.

Бросив взгляд на своих людей, офицер убрал пистолет в кобуру и полез вниз с махины. Он был выше Даура, с бледным, веснушчатым лицом и светлыми волосами. Даже ресницы у него были белесыми.

— Имя!

— Сержант Денил Грир, Пардусский восьмой бронетанковый полк.

— У тебя есть мозги, Грир, или головой ты только ухмыляться можешь?

— Сэр?

К ним подошел Гаунт, и ухмылка сползла с лица сержанта.

— Все в порядке, капитан Даур?

— Проверяю моральный дух, комиссар. Все отлично.

Гаунт воззрился на Грира.

— Подчиняйся капитану и веди себя уважительнее. Лучше пусть он сделает тебе внушение, нежели я.

— Да, сэр.

Гаунт двинулся прочь. Даур повернулся к Гриру.

— Тащи своих людей сюда и помоги увести этих с дороги, соблюдая порядок. Так вы продвинетесь быстрее.

Грир без большого энтузиазма отдал честь и крикнул своим, чтобы слезали с машин. Маккол и Даур быстро нашли им дело.

Даур продвигался через грязную толпу. Никто из беженцев не горел желанием встречаться с ним глазами. Он уже видел такие взгляды, в которых была одна лишь обреченность, шок и ужас войны. В улье Вервун у многих были такие же глаза.

Старая женщина, хрупкая и худая, как щепка, споткнулась в толпе и упала, разроняв свои завернутые в шаль пожитки. Никто не остановился, чтобы помочь ей. Беженцы огибали ее, переступая через руки старушки, пока та пыталась собрать вещи.

Даур помог ей подняться. Старушка оказалась легкой, словно вязанка хвороста. Волосы у нее были совершено белыми, сквозь них просвечивала кожа.

— Вот, — произнес он, наклоняясь и поднимая скудные пожитки женщины: свечки для молитвы, маленькую иконку, пожелтевшую карточку молодого мужчины.

Он вдруг почувствовал, что старушка смотрит на него глазами, затянутыми дымкой времени. Никто из местных еще так не искал его взгляда.

— Благодарю вас, — произнесла она на старом низком готике. — Но я не имею значения. Мы все не имеем важности. Только святая.

— Что?

— Ты ведь защитишь нас, не правда ли? Я думаю, что защитишь.

— Матушка, давайте отойдем в сторону.

Она с усилием вложила что-то в его руку. Даур опустил взгляд. Это была маленькая подвеска из серебра, черты которой стерлись от времени.

— Я не могу принять, это…

— Защити ее. Император захочет этого от тебя.