— Ты сделал меня счастливой, Рамзес, твое желание — это желание Египта.
— Значит, ты подчиняешься.
— Было бы преступным стать помехой для мира.
— Что ж, а я не подчиняюсь! Император хеттов никогда не будет диктовать условия Фараону Египта. Мы не варварский народ и не считаем своих женщин низшими существами. Какой повелитель Двух Земель осмелился бы когда-нибудь развестись с Великой Супругой Фараона, которая причастна к управлению страной? И это меня, Рамзеса, какой-то анатолийский волк смеет просить нарушить закон наших предков!
Рамзес нежно взял Изэт за руки:
— Ты говорила в пользу Египта, как должна была сделать настоящая царица, теперь действовать буду я.
Проникнув в одно из самых больших окон, освещавших просторный кабинет Рамзеса, свет заходящего солнца озолотил статую Сети. Статуя Фараона, казалось, вот-вот оживет благодаря волшебству скульптора и ритуальным обрядам, совершаемым ежедневно, с помощью их магии душа Сети общалась с Рамзесом, когда вечерняя тишина украшалась божественным великолепием.
Белые стены, большой стол, на котором лежала карта Ближнего Востока, кресло с прямой спинкой для Фараона, соломенные стулья для посетителей, полки с книгами, посвященными охране царской души, и шкаф с папирусами — таково было строгое убранство помещения, где Рамзес Великий один принимал решения, определяющие будущее страны.
Фараон спросил совета у мудрецов Дома Жизни в Гелиополисе, у верховных жрецов, стоявших во главе больших храмов, у Амени, визиря, сановников, затем закрылся в своем кабинете и разговаривал с душой своего отца. В былые времена он поговорил бы с Нефертари и Туйей; Красавица Изэт, увы, не могла оказать ему подобной помощи. Бремя одиночества росло; вскоре ему предстояло подвергнуть испытанию двух своих сыновей, чтобы узнать, кто из них способен продолжить дело, начатое первым Фараоном.
Египет был и силен и слаб. Силен, потому что Закон Маат продолжал существовать и действовать, преодолевая людское ничтожество; слаб, потому что мир менялся, все больше и больше уступая место жестокости, алчности и эгоизму. Безусловно, фараоны будут до конца бороться, чтобы царствовала богиня Маат, воплощение вечного закона, справедливости, любви, связывающей между собой стихии и составляющие жизни. Ибо они знали, что без Маат мир станет полем битвы, где варвары будут сражаться все ожесточеннее за увеличение своих привилегий и уничтожение веры в богов.
Утвердить Маат вместо хаоса, насилия, несправедливости, лжи и ненависти — такова была задача Фараона, выполняемая при содействии невидимых сил. А то, что требовал император хеттов — противоречило Маат.
Стражник впустил Аша, одетого в льняную тунику и элегантную рубашку с длинными рукавами.
— Я бы не хотел работать в таком кабинете, как этот, — сказал он Рамзесу, — он и впрямь слишком прост и строг.
— Мой отец не любил пышной обстановки, я тоже.
— Да, быть Фараоном не простое занятие, те, кто тебе завидуют, дураки или неверующие. Твое Величество приняло решение?
— Я принял решение.
— Мне удалось тебя убедить?
— Нет, Аша.
Верховный сановник посмотрел на карту Ближнего Востока:
— Этого я и боялся.
— Требования Хаттусили — это оскорбление. Согласиться на них — значит нарушить Закон Фараонов.
Аша ткнул указательным пальцем на территорию Хеттской империи:
— Отказ равноценен объявлению войны, государь.
— Ты осуждаешь мое решение?
— Это решение Фараона и Рамзеса Великого. Твой отец поступил бы так же.
— Ты испытывал меня?
— Я выполнял свою работу и стремился сохранить мир. Разве был бы я другом Рамзеса, если б не подверг его испытанию?
Фараон улыбнулся. |