— Дипломатия…

— Нет, здесь нечто большее. Как ты думаешь?

Аша провел указательным пальцем по своим ухоженным усикам:

— Признаюсь, я смущен.

— Может, Хаттусили снова ставит под сомнение мирный договор?

— Он бы тогда отправил послание другого рода.

— Скажи, каково твое истинное мнение.

— Поверь, я в недоумении.

— Пребывать в сомнении, имея дело с хеттами, было бы серьезной ошибкой.

— Должен ли я понимать так, что ты поручаешь мне раскрыть замысел анатолийцев?

— У нас был слишком долгий период мира, и ты утратил бдительность, Аша.

Глава 3

Маленький, щуплый, поглощающий огромное количество пищи, Амени, как и Аша, был другом Рамзеса. Талантливый писец и неутомимый труженик, он возглавлял службу, состоявшую из двадцати человек, готовивших для фараона отчеты по всем основным вопросам управления государством. Амени проявлял в работе особую тщательность и скрупулезность и, несмотря на пересуды завистников, пользовался безграничным доверием Рамзеса.

Хотя писца довольно часто мучили боли в спине, он тем не менее сам носил деревянные таблички и папирусы. Амени был таким бледным, что казалось вот-вот упадет в обморок. Требуя от своих подчиненных исключительного трудолюбия, при этом он также мало спал и неустанно трудился, составляя ежедневные отчеты, предназначенные для Рамзеса.

Так как Рамзес решил провести несколько месяцев в Фивах, Амени вместе со своими служащими отправился вслед за ним. Писец не придавал никакого значения титулам и почестям, оставаясь носителем царских сандалий. Подобно повелителю Египта, Амени заботился только о процветании страны. Поэтому он не позволял себе ни минуты отдыха, боясь допустить серьезную ошибку.

Когда Рамзес вошел в его кабинет, заваленный папирусами, Амени ел ячменную кашу и творог.

— Твоя трапеза закончена?

— Не имеет значения, государь. Визит Фараона в такую рань не предвещает ничего хорошего.

— Твои последние отчеты показались мне обнадеживающими.

— «Показались»… К чему эта оговорка? Не воображает же царь, что я что-то скрываю от него!

С возрастом Амени становился ворчливым. Он плохо переносил критику, жаловался на тяжелые условия работы и без стеснения грубо обрывал тех, кто пытался давать ему советы.

— Я не воображаю ничего подобного, — спокойно сказал Рамзес, — а просто пытаюсь понять.

— Понять что?

— Нет ли чего такого, что вызывает у тебя озабоченность?

Амени начал размышлять вслух.

— Орошение налажено превосходно, так же как и содержание плотин… Наместники провинций повинуются указам и склоняют головы перед властью Фараона… Работы на полях хорошо организованы, население ест досыта, имеет хорошие жилища, подготовка празднеств безупречна, общины мастеров, каменотесы, скульпторы и художники работают по всей стране…

Вроде бы все было в порядке.

Эти доводы должны были бы успокоить Рамзеса, так как Амени не было равных в способности обнаруживать какие-нибудь сбои в общем управлении страной, однако царя не покидала тревога.

— Твое Величество скрывает от меня важную информацию?

— Ты знаешь, что я на это не способен.

— Тогда что же?

— Меня волнует поведение хеттского посланника и его льстивые речи.

— Полноте! Эти люди умеют только воевать и лгать.

— Я чувствую приближение грозы, зарождающейся внутри Египта, грозы, несущей в себе разрушение.

Амени всерьез воспринял слова Фараона. Как и его отец Сети, Рамзес обладал магической связью с устрашающим богом Сетом, повелителем небесных громов и молний, но также и защитником солнечной ладьи от чудовищ, старающихся ее уничтожить.