— Из Москвы?! — уже более внимательно переспросил Голышев. И когда Никитин утвердительно кивнул — рот его был занят бутербродом, — бригадир добавил: — Это не еда, всухомятку, сейчас поужинаем.

Побрившись, Голышев вымыл голову прямо в ручье, вытерся чистым вафельным полотенцем и, встав, предложил Никитину пройти на стан. Оттуда доносился аппетитный запах щей.

Но Никитин отказался: здесь никого не было и они могли спокойно поговорить.

— Вот, товарищ Голышев, мое удостоверение, — сказал Никитин, передавая ему маленькую темнокрасную книжицу.

Голышев, не торопясь, посмотрел документ и, возвращая его владельцу, заинтересованный, сел с ним рядом.

Никитин не мог посвятить Голышева во все подробности дела Гуляева, поэтому, опуская ряд фактов, он рассказал о цели своего приезда.

Когда он закончил рассказ и достал из записной книжки фотографию Гуляева, было уже так темно, что пришлось зажечь спичку.

Голышев посмотрел фотографию и сказал:

— Он похож на Гуляева, как собачья будка на комбайн! Гуляев был младше меня на год — ему было бы сейчас сорок лет, а этому около шестидесяти. Нет, товарищ майор, сейчас поужинаем, потом я запрягу лошадь, и смотаемся мы в хату, я вам покажу фотографию Сергея Гуляева. Мы с ним дружили еще ребятами, его жизнь передо мной вся на ладони и смерть тоже… — тихо добавил он.

Когда уже поздно ночью они добрались до дома Голышева на подводе, наполненной душистым сеном, то Никитин крепко спал. Однако при первом прикосновении к нему проснулся, слез с подводы и вошел в дом.

Голышев включил электричество. Жил он с женой и маленькой дочкой в большом просторном доме, жил хорошо. Это чувствовалось по всему. И хоть жены не было — она работала бригадиром животноводческой бригады, а дочка была в детском саду, во всем доме был строгий порядок и чистота.

— Разрешите карточку этого Гуляева, погляжу еще раз, — сказал Голышев, когда они сели за стол, и, рассмотрев фотографию при ярком свете электричества, уверенно добавил: — Старый знакомый.

35. ШТУРМБАНФЮРЕР

Вот что рассказал Василий Голышев.

«Все мужчины из Всесвят ушли в леса к партизанам. Сергей Гуляев оставался в селе для партизанской связи. Жил он в своей избе, скрывался под полом.

Однажды на зорьке нагрянули в село каратели. Суд у них был скорый: мужиков нет — стало быть, в партизанах. Согнали они всех стариков, старух да ребятишек в церковь, забили окна да двери досками, облили бензином и сожгли. Ну, а после все село разграбили и спалили.

Только ночью удалось Сергею выбраться из подвала, печь обвалилась и придавила дверь в подполье.

Все село, сто сорок дворов, выгорело. Лишь кое-где остовы печей, обуглившиеся, зловеще торчали среди развалин и еще тлеющих пожарищ.

Сергей постоял около того, что было когда-то его домом. Подавленный горем, простился с родным пепелищем и, решив уйти к партизанам, стал вдоль Сожа ольшаником пробираться на юг.

Он шел ночью. Проваливаясь глубоко в снег, пробиваясь через густые заросли ольшаника, сквозь пургу и колючий ветер, голодный, без сил, он упорно шел на юг, и только одна сила — сила ненависти держала его на ногах.

В партизанском штабе готовились к большой операции. Для получения дополнительных сведений о расположении карательного отряда. командование послало в разведку семь человек, в том числе и меня.

Вышли мы ночью на лыжах и километрах в пятнадцати от партизанского штаба нашли обмороженного и умирающего с голода Гуляева.

Я решил вернуться в штаб вместе с Гуляевым. До рассвета оставалось не так много времени, а. днем здесь шныряли на лыжах фрицы, то и дело прочесывая из автоматов густые заросли ольшаника.