Потом Нойманн сосредоточился на своих травмах. Ему казалось, что у него не осталось ни одного целого места. Ушибленные ребра не позволяли глубоко дышать, каждый вдох отзывался болью, но, похоже, кости были целы. Язык распух; при каждом прикосновении к небу Нойманн ощущал глубокий след от собственных зубов. Подняв руку, он прикоснулся к щеке. Мэри сделала все, что было в ее силах, чтобы свести края раны, не зашивая — об обращении к доктору не могло быть и речи. Он проверил, не сползла ли перевязка. Даже самое легкое прикосновение к щеке отзывалось болью.

 Нойманн закрыл глаза и попробовал заставить себя уснуть. Он уже начинал погружаться в дремоту, когда его слуха достиг звук легких шагов на крыльце. Инстинктивным движением он вынул «маузер». Потом входная дверь почти бесшумно открылась, и шаги зазвучали уже внутри дома. Он поднял пистолет и нацелил его на дверь. Чуть слышно скрипнула дверная ручка. «Если это пришли за мной из МИ-5, то они, конечно, не стали бы бесшумно пробираться ночью в мою спальню, — подумал он. — Но если это не МИ-5 и не полиция, то кто же, черт возьми, это может быть?» Дверь открылась, и перед ним возникла маленькая фигурка. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь не задернутые шторами окна, Нойманн узнал Дженни Колвилл и быстро положил «маузер» на пол рядом с кроватью.

 — Что ты такое выдумала? — прошептал он.

 — Я пришла посмотреть, все ли с вами в порядке.

 — А Шон и Мэри знают, что ты здесь?

 — Нет, я вошла без стука. — Она села на край узкой кровати. — Как вы себя чувствуете?

 — Мне бывало и хуже. У твоего отца чертовски сильный удар. Хотя ты должна знать это лучше, чем кто-либо другой.

 — Вам нужно пойти к доктору. На щеке настоящая дыра.

 — Мэри очень хорошо ее обработала.

 Дженни улыбнулась.

 — У нее было много практики с Шоном. Она говорила мне, что, когда Шон был молодым, для него суббота не была субботой, если вечер не заканчивался хорошей потасовкой перед пабом.

 — А как твой отец? Мне кажется, что я перестарался с ним.

 — С ним все будет нормально. Правда, рожа у него стала страшная, но он и так никогда не был красавцем.

 — Мне очень жаль, Дженни. Все получилось совершенно по-дурацки. Я не должен был так себя вести. Нужно было просто не обращать на него внимания.

 — Хозяин паба сказал, что отец первым начал задираться. Вот и получил то, чего заслуживал. Он давно уже на это напрашивался.

 — Ты больше на меня не сердишься?

 — Нет. Никто никогда еще не лез за меня в драку. Вы очень храбрый. Мой отец силен как бык. Он мог убить вас. — Она сняла руку с его лица и провела ладонью по его груди. — Где вы научились так драться?

 — В армии.

 — Это было просто страшно. Мой бог, да у вас все тело в шрамах.

 — Я прожил долгую и очень насыщенную жизнь.

 Она придвинулась поближе к нему.

 — Кто вы такой, Джеймс Портер? И что вы делаете в Хэмптон-сэндс?

 — Я приехал, чтобы защищать тебя.

 — Вы мой рыцарь в сверкающих доспехах?

 — Нечто в этом роде.

 Дженни резко встала и стянула свитер через голову.