Ворочаясь как-то без сна — среди ночи разразилась страшная гроза, небо расчерчивали вспышки молний, на короткий миг озаряя комнату бледным потусторонним светом, и лишь спустя мучительно долгое время раздавалось утробное рычание грома, — он вытянул из-под кровати коробку и достал шлем. От неловкого движения одна из боковых панелей из нанопластика слегка сдвинулась. Он подцепил ее ногтем и приподнял. Под панелью было несколько одинаковых кнопок и крошечный тумблер. Разумеется, никакого руководства по пользованию к шлему не прилагалось, Тео наугад понажимал кнопки, пощелкал тумблером, но, не замечая каких-либо видимых изменений, вернул панель на прежнее место.

Он натянул шлем и опустил прозрачное забрало. Особенно яркая вспышка молнии осветила комнату. Тео почувствовал резкий укол в основание черепа и потерял сознание.

Он очнулся на ледяном полу. Спина и плечи затекли от неудобной позы, а голова просто раскалывалась, словно накануне он снова выпил на спор ханьской подогретой водки. Тео стянул шлем и отшвырнул его в сторону. С трудом поднявшись, он прошлепал в ванную, действуя скорее на ощупь, чем полагаясь на зрение, и встал под прохладный душ.

— Где я?

Услышав хриплый, надтреснутый голос, Тео выронил душ и вжался в угол, пытаясь проморгаться. В ванной он был один, в этом не было никаких сомнений.

— Скажите, умоляю, где я?

— А ты… ты вообще кто?

— Аскар Каримов.

— Так. И какого черта ты делаешь в моей ванной, Аскар Каримов?

— Я не знаю, — в голосе чувствовалось неподдельное отчаяние. — Последнее, что я помню, — камеру в городской тюрьме Нуркента.

— Почему я тебя не вижу, а только слышу? Причем в своей голове?

— Я не знаю, — паника в голосе нарастала с каждой минутой.

Тео поспешно завернулся в полотенце.

— Стой, — сказал голос. — Вернись к зеркалу. Кажется, я тебя помню. Ты — тот светловолосый мальчишка, который стоял за спиной стервы Ли, когда меня показали ей, как загнанного зверя, прежде чем переправить в тюрьму.

— Ты — тот старик? А теперь давай вернемся к началу: как ты оказался в моей голове?

— Я пробыл в камере не очень долго — не знаю точно, сколько дней, потому что там была кромешная темень, только иногда дверь открывалась, и на пол ставили плошку с комком разваренного риса и кружку затхлой воды. А потом меня вывели в светлую комнату, раздели, окатили водой, уложили на каталку, закрепив щиколотки и запястья ремнями, и повезли в операционную. Я ничего не соображал. Один из людей в белых халатах сделал инъекцию, и я провалился в сон. Кажется, я очень долго спал. Иногда мне снилось что-то из детства. А потом я проснулся тут.

Тео бросился к шлему. Он крутил его, пытаясь отколупать боковую панель, но она сидела плотно и не поддавалась. Руки его мелко подрагивали.

— Кажется, я видел похожий шлем. Там, в операционной.

— Будь любезен, помолчи хотя бы пять минут. Ты мешаешь мне думать.

Тео заметался по комнате в поисках остроконечного предмета, которым можно поддеть пластину на стыке. Устроил погром в ванной, вывалив на пол содержимое туалетного шкафчика: зубную щетку, нить, тюбик с пастой, безопасный станок, расческу, дезинфицирующее средство… До этой минуты он не замечал, что его окружают сплошь обтекаемые, эргономичные и абсолютно безопасные предметы, лишенные острых граней.