На третьем квадрате ситуация была еще напряженнее. Внизу под мальчиком вдруг появлялся голодный крокодил, разевая пасть, усеянную острыми зубами. Над ним по-прежнему возвышался лев, и, что самое ужасное — неизвестно откуда взявшаяся крыса перегрызала веревку, которая и так уже начинала рваться. Я спрашивала себя, что хуже — быть съеденным крокодилом или львом, и решала, что все-таки львом, потому что у него мягкая шкура. Но белокурому мальчику не приходилось выбирать. На четвертой картинке на небе появлялся крест. Мальчик протягивал к нему руки, в глазах крокодила, льва и крысы стоял страх.

Ничто из рассказанного в воскресной школе не произвело на меня более сильного впечатления, чем эта необычная картина. Меня поражал не тот факт, что крест на четвертой картине означал спасение, а то, что мальчик тянул к нему руки, видя в нем решение своих проблем. Из чего я сделала вывод: тот, кому нужна помощь, должен надеяться на себя или всегда иметь при себе веревку. Возможно, именно эта картина помогла мне разработать план мести.

Моя дорога в школу с первого дня была настоящим адом, потому что мне приходилось идти мимо дома соседей, которые держали злобного боксера по кличке Бустер. Хозяев совершенно не волновало, что делает их собака, и они позволяли ей свободно носиться по окрестностям, мотивируя это тем, что нельзя держать животное на привязи, а если люди боятся собак — это их проблемы. Каждый раз, когда я проходила мимо, чудовище чуяло мой страх, неслось к забору и, встав на задние лапы, начинало оглушительно лаять. При этом из пасти у него текла слюна. Я страшно боялась, что он перепрыгнет через забор и разорвет меня в клочья. Его пасть напоминала мне зубастого крокодила с той самой картины. Я приходила в школу вся потная от страха. Папа пытался убедить соседей привязать собаку, но с их хамством и тупостью ничего нельзя было поделать.

Бустера боялась не только я, но и все соседи. Он нападал на других собак и наносил им ужасные раны. Поскольку его никогда не держали на поводке, во время прогулок он запросто мог удрать от хозяев и вернуться с пастью, испачканной кровью какого-нибудь беззащитного домашнего животного.

Доказательств не было, но все знали, что именно Бустер загрыз щенка пару лет назад.

Девочка, хозяйка щенка, так переживала, что ее пришлось положить в больницу. И хотя ее родители собрали подписи под требованием усыпить Бустера, ничего из этого не вышло. Полиция не пожелала проводить расследование и принимать меры. После того случая я возненавидела Бустера. Я ненавидела его за жестокость по отношению к другим собакам, за убийство невинного щенка и за ту боль, которую он причинил девочке и ее родителям. Я ненавидела его не только за то, что он сделал, но и за то, что он получал удовольствие, причиняя боль другим живым существам. Эта черта была мне хорошо знакома.

В тот день, — должно быть, это была суббота, — мы с папой прогуливались в парке недалеко от дома. Мама отказалась встать с кровати. Вечером в пятницу у нее была истерика из-за того, что кто-то из коллег назвал ее паучихой, потому что она «могла обвести кого угодно вокруг пальца и заставляла делать за нее всю грязную работу». Возможно, коллега и не имела в виду ничего такого, может, она даже хотела сделать маме комплимент, но лично я находила это сравнение весьма удачным.

Во всяком случае, мама устроила по этому поводу истерику и орала, что ей приходится пахать как лошадь и все потому, что дома совершенно нечего делать, там скучно, и ничто не может отвлечь от мыслей о работе.