Чайник закипел, и Броуди приготовила чай, а потом отнесла его в комнату, которую ее мать называла приемной. Броуди всегда казалось, что солнечные лучи, заливающие приемную сквозь высокие окна, имеют зеленоватый оттенок — оттого, что просачиваются сквозь густую листву. Диана понуро сидела в кресле, невидящим взором глядя перед собой.

— Ваш чай, милочка.

— Спасибо. — Девушка, встрепенувшись, очнулась от забытья и подалась вперед, чтобы взять чашку своими длинными белыми пальцами. Ее наряд, как безошибочно определила Броуди, был куплен где-нибудь на дешевой распродаже: небрежно связанный оранжевый свитер, серая юбка-карандаш и черные полусапожки на громоздких скошенных каблуках. Но на Диане поношенные вещи выглядели элегантно. В порывистых и резких движениях девушки чувствовалась своеобразная грация. Все у нее было длинным, вытянутым и худым: лицо, тело, руки и ноги. В глазах незваной гостьи, цветом походивших на колокольчики, светились такая наивность и доверчивость, какие Броуди приходилось встречать только у детей. Впрочем, девушка могла выглядеть и вести себя как подросток, но на самом деле должна быть намного старше, раз она воспитывает троих братьев столь длительное время. «Интересно, а жива ли еще мать и поддерживает ли она отношения с детьми, которых бросила столь безжалостно?» — подумала Броуди. Она вдруг почувствовала, как в груди у нее поднимается гнев, не только на мать Дианы, но и на Эмму за то, что та столь безжалостно обошлась с этой простой и бесхитростной девушкой.

— Где вы работаете? — поинтересовалась Броуди.

— До прошлой недели я работала в Телефонном информационном центре, но он закрылся и переехал в Индию, — с горечью откликнулась Диана. — Там они смогут платить своим сотрудникам намного меньше. Именно этим и объясняется то, что сегодня понедельник, а я не на работе. Но я устроилась в Центр приема беженцев на Казно-стрит и выхожу на работу со следующей недели. Откровенно говоря, я с нетерпением жду своего первого рабочего дня. Думаю, мне там понравится.

Броуди подошла с кружкой к окну и выглянула в садик, где так любила играть в детстве.

— Как вы думаете, вам понравится здесь, Диана? — спросила она.

Девушка вздохнула.

— Могу сказать, что там, где я жила до этого, мне точно не нравится. Это звучит ужасно, учитывая то, что я люблю своих братьев больше всего на свете, но сейчас все изменилось. — Она тоже подошла к окну, остановилась рядом с Броуди, и тут выяснилось, что Диана на полголовы выше. — Здесь очень красиво. На Корал-стрит, где мы живем, из окна моей каморки видна лишь стена соседнего дома с точно таким же чуланом. — Девушка впервые улыбнулась, но в ее улыбке сквозила печаль. — По крайней мере, тут я успокоюсь. Боже, можно подумать, что я собираюсь умереть! — Обеими руками она взъерошила свои густые каштановые волосы, и они рассыпались по плечам. — Просто дело в том, что дома меня раздирают противоречивые чувства, и иногда мне кажется, что в моей душе идет война.

— Мне тоже всегда здесь нравилось, — сообщила Броуди.

— Вы правы. И дом, и сад просто чудесны. Но сложность в том, что я никак не могу решиться. Сейчас мне кажется, что я поступлю правильно, если перееду сюда, хотя всего пять минут назад сама мысль об этом была мне невыносима. Меня смущает ваша кухня, — пояснила девушка и бестактно добавила: — Она просто ужасна.

— По-моему, я говорила вам, что собираюсь переделать ее заново.