Броуди проснулась ровно в четверть восьмого, когда первый луч забрезжил в щели между неплотно задернутыми портьерами. Ее ночная рубашка валялась на полу, небрежно сброшенная прошлой ночью.

Женщина встала, накинула на плечи невесомое одеяние и вновь опустилась на край постели, глядя на Колина, который лежал на боку и негромко посапывал. Ему уже исполнилось сорок четыре, но выглядел он намного моложе своих лет, особенно во сне, расслабленный и умиротворенный. Его прямые каштановые волосы, слегка растрепанные сейчас, ничуть не поредели, и в них до сих пор не появилось ни одной седой пряди. То же и с морщинами. Несмотря на то что Броуди была на три года моложе мужа, морщины уже густо разбегались в уголках ее глаз, в то время как мальчишеское лицо Колина оставалось все таким же гладким. Когда он бодрствовал, его чело бороздили морщины: он недовольно хмурился, словно весь окружающий мир и его обитатели вызывали в нем неимоверное удивление. Но во сне морщинки разглаживались, и его лоб вновь становился гладким и ровным.

Броуди вдруг поняла, что ей хочется разбудить Колина поцелуем, но она чувствовала себя слишком усталой для того, что должно было неизбежно последовать за этим — и это при том, что прошлая ночь оставила у нее самые приятные воспоминания. Вчерашний день выдался на редкость утомительным: им пришлось съездить в Лондон, машина была перегружена, багажник оказался доверху забит вещами Мэйзи, а заднее сиденье занимала сама Мэйзи в окружении остальных вещей. Броуди обнаружила, что держит на коленях стереофоническую систему. Словом, поездка выдалась нелегкой и долгой.

Они оставались с дочерью до четырех часов дня. Броуди застилала постель в крошечной комнатке, которая отныне должна была стать для Мэйзи новым домом, развешивала ее одежду во встроенном шкафу и раскладывала по ящикам миниатюрного комода. Туалетные принадлежности пришлось расставить на подоконнике, потому что больше девать их было некуда, а полотенца Броуди повесила под раковиной.

Пока она наводила в комнате порядок, Мэйзи вышла в переполненный коридор, чтобы познакомиться с соседями и обзавестись новыми друзьями и подругами, что, следует признать, получалось у нее исключительно легко и естественно. Ее голосок с ливерпульским акцентом легко различался в общем шуме, бормотании и воплях студентов-первокурсников.

— Оказывается, здесь, в общежитии, есть и мальчики, — заметила Броуди. — Неужели они будут жить на одном этаже с девочками? Я почему-то думала, что такое невозможно.

Колин включил стереофоническую систему в сеть и старался наилучшим образом расположить колонки.

— Когда я учился в университете, мальчики и девочки жили отдельно, но с тех пор, очевидно, многое изменилось.

— По-моему, они уже договариваются о том, чтобы отправиться сегодня вечером в какой-то ночной клуб в Вест-Энде. — Броуди оторвалась от распаковывания вещей и подошла к двери, чтобы лучше слышать.

— Не подслушивай! — Колин включил радио на полную громкость, и в комнате зазвучал джаз из Нового Орлеана. — На вот, слушай лучше приличную музыку, а не то, как подростки тайком договариваются провернуть незаконное мероприятие.

«Так ходила Мэйзи в лондонский ночной клуб или нет?» — думала Броуди. Ей очень хотелось взять в руки мобильный телефон и все выяснить, но здравый смысл подсказывал, что делать этого не следует. Как ни грустно признавать — откровенно говоря, у нее сердце разрывалось при мысли об этом, — но придется дать дочери возможность идти по жизни своей дорогой.

Итак, Броуди не стала будить Колина, а, надев шлепанцы, накинула на плечи халат и направилась вниз. Небо было водянисто-серым, и угадать, что принесет с собой грядущий день, было решительно невозможно, а вчерашний прогноз погоды они пропустили.