Майя с грустью сложила лист почтовой бумаги, сжала его ладонями и словно в молитве прижалась губами к краю.

– Ричард, вернись, – прошептала она осипшим от горести голосом, – вернись и забери меня отсюда!

Письма Ричарда были ее бесценными сокровищами. Майя перечитывала их так часто, что знала каждую строчку наизусть вплоть до последнего слова. Они стали окном в красочный мир, что открывалось для нее всякий раз, если дни становились слишком серыми и беспросветными. Эти письма были единственной связью с Ричардом, в них между строк звучал его голос, словно он шептал ей через тысячу миль:

В саду стоял человек с панамой в руках, у ног его лежал моряцкий мешок. Человек наблюдал за ней – одному Богу известно, сколько времени он провел в наблюдении. Кроме простого костюма, все в нем казалось мрачным и угрожающим: черные волосы, борода, пламя в темных глазах. Но Майя не испугалась. Даже стертые воспоминания, со временем ярко расцвеченные и роскошно украшенные фантазией, принесли узнавание. Истощенный лихорадкой и религиозными постами, с огрубевшей от солнца и муссонов, жары и пыли неровной кожей. То немногое, что когда-то оставалось от юношеской мягкости, было стерто пустыней и джунглями. Каждый год, проведенный в военной муштре и неутолимой жажде нового опыта и впечатлений, оставил на лице более чем заметный отпечаток. Сияющая улыбка, осветившая лицо, казалась почти неестественной – этим чертам от природы была несвойственна такая сердечность.

– Я недостоин приветствия, принцесса?

Бесконечное множество раз Майя представляла, как это будет. Как однажды он вновь окажется перед ней, она полетит ему навстречу и бросится в его объятья, точно так же, как в прошлый раз, апрельской ночью, маленькой девочкой. Но теперь она лишь зачарованно смотрела на него, не в силах пошевелиться. Слишком нереальным казалось его появление, словно это был сон или мираж. Майя страшилась поверить сердцу, что бешено заколотилось в груди.

– Ну, если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе, – крикнул наконец Ричард и шагнул к ней.

Она вышла из оцепенения и медленно сползла с качелей. Надкусанное яблоко упало с ее колен, и она украдкой вытерла рукой намоченное яблочным соком место на платье. Ричард встал прямо перед ней, взял за руки и начал пристально ее разглядывать, не произнося ни слова. Когда он прижался губами к ее руке, еще липкой от яблочного сока, усы его легонько дернулись, словно происходящее забавляло его.

– Вот он, вкус рая! – пробормотал он, прижавшись к ее ладони.

Кровь прилила к щекам Майи, она хотела вырваться, но не смогла. Ричард вдруг посерьезнел, провел большим пальцем по ее скуле, прощупывая взглядом каждую черточку ее лица.

– Ты слишком юна для таких печалей, Майюшка! Где та беззаботная маленькая девочка, всегда живущая в моем сердце?

Упала слезинка, потекла по его руке, и Майя вдруг расплакалась – от счастья, что ожидание, наконец, закончилось, и облегчения, что в лице Ричарда пришел тот, кому тоже было знакомо одиночество человека, который отличался от всех и не оправдывал ожиданий всех, кто его окружает.

– Не плачь! – прошептал он и крепко прижал ее к себе, утешительно баюкая. – Я здесь! Твой старый мошенник вернулся!

Обхватив лицо Майи руками, он слегка запрокинул назад ее голову. Мягко прижался губами ко лбу, влажным щекам, подбородку и наконец, после недолгого промедления, к губам.