Он устал. Устал работать, устал приходить в этот холодный дом, где ему никто не рад, устал делать вид, что все у него отлично и превосходно, устал быть сильным в конце-то концов! Да, он мужчина, и сила — это его неотъемлемая часть, но все же… Вода и камень точит, как говорится. А он не каменный. Он живой человек из плоти и крови, пусть кое-кто и забывает об этом.

Он так глубоко ушел в свои проблемы, что почти перестал замечать, что происходит вокруг, и это плохо. Потому что можно пропустить что-то очень важное. Жизненно важное. Слава богу, он еще не потерял нюх и фантазию, и они поддерживают его на плаву. Наверняка никто из посторонних даже отдаленно не представляет, что с ним сейчас что-то не так.

Он — человек в железной маске. И железном доспехе. Доспех тяжел, почти невыносимо тяжел, но крепок — в нем не страшны прямые удары, он защитит от меча и от копья. Но в доспехе, как ни крути, все-таки есть щели, в которые отлично входит стилет.

А с Дженной тоже что-то происходит. На прошлой неделе ему показалось, что она вот-вот заболеет, может, свалится от усталости — в общем, что с ней творится что-то плохое. Она ходила, как в воду опущенная, а он — человек, который проводит рядом с ней большую часть своего времени! — не смог набраться смелости и настойчивости, чтобы выяснить, в чем дело.

Сегодня она пришла на работу совсем другая. Та же самая — но другая. Как будто за два дня, что они не виделись, распустился прежде туго сжатый розовый бутон. Тот же стебель, те же листья, те же соки, что питают растение, — а выглядит совсем иначе и рождает другие чувства.

Чувства… Морган поморщился и отхлебнул из стакана жгучую ледяную жидкость. Черт бы их побрал, эти чувства. От них одни только неприятности. Интересно, что такое в ней всколыхнулось, когда они столкнулись в коридоре после совещания? Никогда прежде Морган не видел у нее такого взгляда. В нем было что-то пронзительное, как крик, щемящее, как боль в сердце, — и жаркое, как… желание.

Морган сделал еще один глоток. Тепло медленно, но неизбежно распространялось по телу. Наверное, стоило бы все-таки выпить что-нибудь другое, чтобы приглушить мысли и хоть на время избавиться от дурноты, которая преследовала его.

Дженна чем-то его затронула, зацепила те струны в его душе, звук которых он не желал слушать. Но сделанного не воротишь.

Черт возьми, она красивая!

Но это ничего не меняет. Она всего лишь женщина. Еще одна женщина. Такая же изворотливая, неискренняя и хитрая, как и все они. Да, она отлично справляется со своими обязанностями, и с ней приятно иметь дело, но все же… Может, она так ему симпатична именно потому, что их общение никогда не выходило за пределы работы и этики делового общения?

Наверняка. Если бы он сблизился с ней, она уже десять раз предала бы его.

Нет. Несправедливо так говорить. Она ни разу не подставила его, не сделала гадости, даже самой-пресамой мелкой, он видел от нее только хорошее. И было бы черной неблагодарностью осудить ее за то, чего она не делала.

Но наверняка был и в ее жизни мужчина, который натерпелся боли, унижений, укусов и прочего…

Это не его, Моргана Фримена, дело. О личной жизни Дженны он не знает ничего, у него, кончено, есть подозрения, что никакой личной жизни там вообще нет, но он уже, помнится, запрещал себе думать об этом. Ассистент — значит ассистент, хорошо делает свое дело — хорошо, а что происходит в ее жизни в те краткие часы, она проводит не на работе, его не касается.

И все же шальные мысли не оставляли Моргана в покое. Сегодня они его прямо-таки одолевали. Это платье… Ничего особенного в нем вроде бы не было, но вот позы Дженны, наклон головы, и самое главное — тот взгляд… Что-то изменилось, и не только в ней, но и, как следствие, в его к ней отношении.