Так, виляя из стороны в сторону, он прошёл за нею квартала два, успев за это время хорошо ее рассмотреть. Сашке она казалась необыкновенной. Легкая, стройная, в ярком цветастом платьице, в простеньких башмачках на маленьком каблучке, она как будто летела по старой улице.

Мальчишка не мог видеть ни её лица, ни выражения глаз, но, видимо, в них было что-то такое, что заставляло молодых людей, да и мужчин постарше, оглядываться ей вслед. К таким оборачивающимся Сашка чувствовал неясную антипатию и, проходя рядом, сердито косился на них, не упуская из вида цветастое платье, мелькавшее впереди.

Возле трёхэтажного углового дома с выступающей вперёд фасонной башенкой, девочка остановилась и, помедлив минутку, вошла в узкий проезд, украшенный лепными фигурами. Сашка немедленно перешёл на другой тротуар и начал не спеша прогуливаться вдоль витрин, время от времени поглядывая в сторону угловой башенки.

Гулять пришлось долго и, боясь примелькаться, Сашка попробовал зайти в переулок, но там сразу начинался выбитый бомбами пустырь и, кроме того, выдвинутая угловая башенка закрывала проезд. Сашка поспешно вернулся и, кружа вокруг дома, успел осмотреть все магазинчики по крайней мере на половине квартала, выучить, как поднимаются и запираются шторы из гофрированного металла над их входами, а девочка всё не появлялась и не появлялась.

Наконец Сашка не выдержал и подошёл к дому с башенкой. Кирпичный проезд с дверями в обеих сторонах был мрачен. Сашка прошёл внутрь и оказался в тесном дворике-колодце, закрытом со всех сторон стенами дома с длинными кольцевыми балконами вдоль каждого этажа. На балконах висело бельё, стояли ящики, кадушки и высился перекошенный древний комод. Сашка с грустью осмотрелся и побрёл назад на улицу. Этот унылый двор-колодец и девочка в ярком платье в его представлении никак не подходили друг другу…

Летний солнечный день в Сашкиных глазах разом поблёк. Теперь, глядя вдоль улицы, Сашка, в полном соответствии с настроением, видел ржавый облупившийся гофр магазинных жалюзи, ободранную штукатурку давно не ремонтированных стен и поблёкшие от времени буквы вывесок. И как бы ставя последнюю точку на облике этого пыжившегося «под Европу» провинциального городка, прямо по фасонному шестиграннику мостовой важно шествовали переходившие улицу утки. Пожилой милиционер с добрым морщинистым лицом, стремясь поскорей согнать незваных нарушительниц на пустырь, сердито топал на уток сапогами и шипел, как гусак.

Уже отойдя на приличное расстояние, Сашка оглянулся в последний раз и вдруг увидел, что девочка в цветастом платье легко выпорхнула из-под тёмной арки проезда. Мальчишка просиял и немедленно устремился следом. И снова, как полчаса назад, магазинчики казались забавными, городок уютным, а утки, давно выдворенные на заросший травой пустырь, вполне уместными и в чём-то даже симпатичными.

Теперь Сашка шёл гораздо спокойнее, не прячась за чужие спины, но всё же держась противоположной стороны, так, чтобы лишний раз не попадаться девочке на глаза. Ему очень хотелось познакомиться с ней, но сам он не мог придумать что-либо подходящее, а в прочитанных книгах, как на грех, ничего подобного не встречалось.

Между тем девочка прошла всю Ягеллонскую и повернула на Заречье. Теперь прохожих значительно поубавилось, и Сашка на всякий случай отстал. Так они перешли по дамбе речную пойму, потом ветхий деревянный мост, проезжая часть которого, настланная ещё военными саперами, износилась до того, что в отдельных местах сквозь продранные доски светилась речная вода, и поднялись по дороге к домикам Заречья.

Здесь девочка неожиданно свернула, и Сашка, подумав, что сейчас она может исчезнуть в одном из бесчисленных проходов, припустился бегом.