— Никс, — говорит она мягко, — я не представляла, что ты делаешь такую красоту.

Ее слова полны трепета, и это вызывает у меня чувство неловкости, но в то же время гордости. Когда она смотрит на меня, я замечаю нечто в ее взгляде, что заставляет мое сердце пропустить удар.

Но затем момент рушится, когда ее телефон вновь начинает трезвонить. Я замечаю, как на ее лице мелькает вспышка ярости. Она гневно щелкает пальцем по экрану и подносит телефон к уху.

— Я уже неоднократно говорила тебе прекратить названивать мне, — сердито рычит она в трубку. — Больше не смей.

Затем она нажимает «отбой» и убирает телефон в задний карман джинсов.

Она смотрит на меня, и мои брови приподнимаются.

— Прости, — говорит она виновато.

— Преследователь? — интересуюсь я.

— Как ты узнал?

— Ты, кажется, ты упоминала это в тот самый день, когда сбила меня.

Она смотрит на меня растерянно.

— Правда?

Я киваю ей, удивленный своей реакцией, что вообще запомнил это. Мне не кажется, что это что-то важное. Большая часть нашего общения с Эмили крутится вокруг того, желаю ли я говорить с ней или нет. Сегодня как раз такой день, когда я не хочу этого.

— Прости. Это мелочи. Просто... — она быстро вытаскивает телефон из кармана и полностью отключает. — Прости еще раз, мне следовало сделать это еще перед тем, как я пришла на работу. Этого больше не повторится.

Сейчас она выглядит усталой, сердитой и немного напуганной, и впервые в жизни я испытываю желание обнять и просто обеспечить женщине чувство комфорта и защиты.

И когда я понимаю, что это именно то, что я так желал сделать уже на протяжении всего этого времени, на меня обрушивается чувство леденящего унижения и стыда, словно кто-то выплеснул на меня ведро с холодной водой.

Я резко разворачиваюсь и направляюсь к двери.

— Я закончила.

Я буквально подскакиваю в кресле, когда слышу ее голос. Я даже на некоторое время забыл, что она все еще тут. И мне нравилось это состояние, но сейчас она опять возникла в моих мыслях. Как ей удается после рабочих часов стоять передо мной и выглядеть настолько сексуально и сладко?

Но я не в настроении заводить разговоры, поэтому просто отвечаю:

— Хорошо. Увидимся в понедельник.

Но она совершенно не слушает меня. Она подходит к моему рабочему месту, чтобы посмотреть на эмблему «Орел, Земной шар и Якорь». Поглаживает рукой мою работу, и когда прикасается к маленькому шару, расположенному в центре скульптуры, он протяжно звенит. Думаю, если бы кто-то наподобие Лилы прикоснулся к моей работе, я бы, наверное, накричал и сказал, чтобы она к ней не прикасалась. Но легкие прикосновения Эмили к прохладному металлу вызывают лишь трепет.

— О боже, это очень красиво, Никс. Ты это сделал для кого-то, кто служил в войсках морской пехоты?

Я на некоторое время лишаюсь дара речи. Как узнала мисс Богачка об эмблеме войск морской пехоты?

— Я делаю это для брата.

— Линкольн служил? — говорит она ошеломленно, как ей и следовало.

— Нет, я служил.

Она переводит на меня изумленный взгляд,

— Серьезно? Когда?

— Я пошел служить, когда мне исполнилось восемнадцать, и закончил два года назад, когда мне исполнилось двадцать четыре.

Я наблюдаю, как она облокачивается на мой рабочий стол и скрещивает руки чуть пониже груди, из-за чего ее грудь идеально приподнимается вверх. В моей голове проносится миллион развратных мыслей, но я продолжаю бороться с ними, заталкивая подальше. Между нами ничего не должно произойти, мы не должны пересекать черту.

Кроме того, Эмили хорошая девочка, а мне такие не по душе.

— Ты служил в Афганистане?

— Да.