Звук выстрелов, крики, ржание лошадей и яростные проклятия снова разбудили ее. Полагая, что это очередной кошмар, Фейт напрягла, зрение, вглядываясь в темноту, но крик: «Жизнь или кошелек!» — перекрывший рев ветра, всколыхнул в памяти страшные истории об опасностях, подстерегавших путешественников на большой дороге. Ограбление!

Ветер далеко разносил голоса: жалобные причитания женщин, громкие протесты мужчин, угрозы разбойника. Фейт знала, что в этих лесах скрывается всякий сброд, но чувствовала себя в безопасности, поскольку брать у нее было нечего.

Раздался еще один выстрел, потом женский крик. Фейт, затаила дыхание, вцепившись в складки плаща, и принялась лихорадочно молиться: «Господи, пожалуйста, спаси этих бедняг, защити их от врагов и дай мне дожить до следующего дня».

Топот копыт приблизился, и Фейт запаниковала. Конь перемахнул через стену в нескольких дюймах от того места, где она притаилась.

Он был огромным, такого Фейт еще никогда не видела, и черным как ночь. Всадник в развевающемся плаще пролетел над ее головой, и девушка, замерев от страха, крепко зажмурилась.

Если разбойник обнаружит ее, сразу убьет, как свидетельницу произошедшего. Фейт напрягла слух, пытаясь различить стук копыт, но ничего не услышала. Придется покинуть это укрытие, защищенное от ветра, и двинуться дальше. Темная дорога, кишевшая ворами и убийцами, представлялась менее опасной, чем перспектива быть обнаруженной этим ужасным разбойником. Лучше уж кошмары, чем реальный ужас, который она пережила, когда огромное животное чуть не обрушилось на нее.

Фейт, наконец, отважилась высунуть голову, прищурилась, вглядываясь в пелену дождя, и вскрикнула. Она кричала до тех пор, пока не лишилась сознания. И неудивительно.

Исполинская фигура всадника нависала над ней, черный плащ развевался на ветру, в глазах, сверкавших сквозь прорези маски, была сама смерть. С яростным проклятием он потянулся к жалкой бродяжке, посмевшей оказаться свидетельницей его ночных похождений.

Глава 1

Джеймс Морган О'Нил де Лейси III стоял в тени своего разрушающегося дома, глотая слезы стыда и ярости. Он еще не вышел из юношеского возраста, но его кулаки, прижатые сейчас к бокам, производили грозное впечатление. Он едва сдерживался, чтобы не воздеть их к небу, проклиная судьбу, и не разразиться рыданиями.

Мужчина, наблюдавший за ним, молчал, но его лицо выражало боль, как и лицо юноши. Отросшая щетина не скрывала глубоких морщин, оставленных годами страданий. Он давно привык к жестокостям жизни, но его сердце разрывалось при виде содрогающихся плеч старшего сына, впервые столкнувшегося с несправедливостью.

— Ты старший, Джейми, — сказал он. — При всей твоей образованности у тебя крепкие кулаки и достаточно душевного огня, чтобы стать замечательным воином. Твой дед мог бы гордиться тобой. Придет день, когда ты вернешься домой под знаменами принца Чарли и выдворишь отсюда проклятых красномундирников, но до той поры должен находиться в безопасности. Твой брат присмотрит за твоими владениями. Шон вполне заслуживает доверия, хотя и не годится в солдаты.

Ни один из них не обмолвился и словом о том, что Шон собирается принять сан священника. Служители католической церкви были объявлены вне закона. Шону придется стать протестантом, чтобы сохранить фамильные земли до тех пор, пока ирландцы не восстанут. При этой мысли ярость вновь охватила Моргана. Годами его учили терпению. Он играл вместе с другими детьми в густых зарослях, учился у запрещенных священников, впитывая наследие предков, и верил, что наступит день, когда он проедет по своим землям, как истинный хозяин. Но кончилось все изгнанием.