Временами ей казалось, будто вся ее жизнь сосредоточена только на одном: на необходимости срочно, сию минуту, сделать что-то, чтобы Берсеньева не только никогда больше не попадалась ей на глаза, но чтобы ее вообще не было. Чтобы она попала под машину, или умерла от скоротечной болезни, или ее убил бы за жалкие копейки обкурившийся наркоман.
Но и эти картины ее не радовали, она понимала, что Настина смерть не принесет ей облегчения, это слишком низкая цена за те муки, которые она испытывала из-за самого Настиного существования. Берсеньева должна не просто умереть, она должна умереть в муках. И обязательно знать, кто принес ей смерть и муки. Должна рыдать, и вымаливать прощение, и каяться, и ползать у ее ног, и только после этого ненависть, такая оглушающая и острая, пойдет на убыль, а потом исчезнет совсем, и она сможет наконец-то жить спокойно. Как жила до встречи с Берсеньевой.
Ненависть была давней, и она уже почти привыкла к ней и понимала, что сделать ничего с Настей не сможет, и только боялась, что это чувство разъест изнутри ее собственный организм, и из-за неминуемых болезней еще больше ненавидела ее.
Она вздохнула, провела ладонями по лицу и медленно потянулась к телефону.
– Я нормально, – отчиталась Настя.
– Ну слава богу. Придешь домой, позвони.
– Обязательно.
Ей хотелось сказать, что ухаживать за ним она сможет не хуже его мамы, но не сказала. Болеть Борис всегда ездил к матери. Чтобы ее, Настю, не заражать.
– Не хочу, чтобы и ты заболела, – произнес грустно Боря. – Ты уж поосторожней, не простудись.
Заразить маму он почему-то не боялся.
– Поправляйся, Борь, – попросила Настя и добавила совсем лишнее: – Я буду тебя ждать.
Он нисколько не сомневался, что она будет его ждать.
Настя бросила телефон в сумку и потянулась за сигаретой.
Ей давно уже пора привыкнуть к тому, что Борис живет на два дома. Даже не так: он живет у мамы, а к ней, к Насте, просто приходит в гости. С ночевкой.
Пора привыкнуть, но она не привыкла. Ей надо знать, приедет он вечером или нет. И строить планы на выходные. Но планы она не строила давно, потому что Борис в любой момент мог бросить ее одну.
– Мне необходимо съездить к маме, Настюша, – вспоминал он в субботу утром. – Приезжает тетя Тоня, я давно ее не видел.
Или нужно съездить с мамой на дачу. Или сделать еще что-нибудь гораздо более важное, чем побыть с ней, Настей.
Ее он с собой никогда не приглашал.
Ей хотелось, чтобы у них была «семья», но семьи не получилось.
Настя достала сигарету из пачки, покрутила и сунула руку в карман брюк – зажигалка была на месте. Давно надо бросить вредную привычку курить и радоваться тому, что ей придется идти в пустую квартиру, например.
Настя отъехала на кресле от рабочего стола, посмотрела в погасший экран компьютера и отправилась в курилку на холодную пожарную лестницу.
Размышлять ему было о чем. Он третий день занимал солидную должность заместителя директора солидного проектного института. Не то что он очень стремился к этой должности, но, когда совсем недавно знакомый по бесчисленным совещаниям директор смежного института предложил ему стать своим заместителем, согласился сразу. Даже раньше, чем успел удивиться неожиданному предложению.
Ракитин уставился на неработающую камеру внутреннего наблюдения и едва не вздрогнул, когда гулко хлопнула тяжелая металлическая лестничная дверь.
К счастью, появившаяся девушка была одна, стояла тихо и размышлять не мешала.
Надо узнать, почему не работает камера, решил Ракитин. И приказать, чтобы починили. Потом мысленно прошелся по длинному перечню проектов, которые нужно было сдать к новому году, и только тогда понял, что смотрит украдкой на бледный профиль незнакомой девушки. |