|
Моя мать была на восемь лет его младше. Когда они познакомились и поженились, ей было только двадцать четыре, а ему уже тридцать два. Сначала родились двое моих старших братьев — Мансур и Расул. А еще через несколько лет родилась и я. Мансуру было уже восемь, а Расулу шесть, когда я появилась на свет. Родители хотели девочку и получили вот такой своеобразный подарок уже в достаточно зрелом возрасте. Нужно ли говорить, как сильно они радовались и какое особое положение в семье я заняла с самого рождения. Отцу к этому времени было больше сорока, а матери соответственно тридцать три года. Мама у меня была учительницей русского языка и литературы. Имея троих детей, которых она растила, мама продолжала преподавать, благо школа, где она работала всю жизнь, располагалась по соседству. Зибейда Бабаева, так звали мою маму, из большой многодетной бакинской семьи. Все ее родственники были родом из Мардакян, это дачный пригород Баку, куда многие бакинцы выезжают на лето отдыхать. А отец родом из Нардарана. Это уже другой поселок Баку. Понятно, что родители у меня коренные бакинцы, и я тоже бакинка. У нас традиционно считается, что самые религиозные люди — выходцы из Нардарана, хотя по моему отцу этого не скажешь. Но зато мой дед, его отец, был «Мешади», еще в сороковые годы, во время иранской революции, сумевший посетить Мешхед в Иране и стать «Мешади», что в те годы было практически немыслимо. Может, поэтому его и его детей в Нардаране особенно уважали и до сих пор помнят Мешади Агу, который сумел в советское время совершить паломничество в Мешхед. В Мекку или в Кербелу в те годы попасть было просто невозможно.
В семь лет меня повели в школу, которую уже оканчивал мой старший брат и в которой учился другой брат. Эта была та самая школа, где преподавала моя мама, которая стала и моей учительницей. Более того, даже классным руководителем. Не скажу, что это было легко. Мама была требовательным педагогом и никаких поблажек я от нее не получала. Да я на них и не рассчитывала. Училась я неплохо, хотя иногда получала и тройки. Но гораздо чаще — четверки и пятерки. В школе я была непоседой и даже хулиганистой особой, которую боялись все мальчики нашего класса. Во-первых, у меня была такая мощная поддержка в лице старших братьев, которые могли наказать любого, кто посмел меня обидеть. Во-вторых, мама была нашим классным руководителем. Но честно признаюсь, что я не пользовалась ни помощью братьев, ни покровительством своей мамы. Я старательно зарабатывала свой авторитет и беспощадно дралась с мальчиками, когда нужно было отстоять свою позицию. Мама иногда называла меня «третьим сыном». Я несколько раз приходила домой с синяками и ссадинами. Но на все вопросы братьев и родителей упрямо твердила, что упала, и никогда не называла имен тех, с кем дралась. Постепенно обстановка вокруг менялась. В восемьдесят седьмом меня еще успели торжественно принять в пионеры. Помню, как я радовалась, когда мне повязали пионерский галстук. Можете не поверить, но в девяносто первом меня даже успели принять в комсомол. Я помню, какие слова говорили тогда о верности идеалам коммунизма, о заветах старших товарищей. Штампованные фразы, которые к тому времени вызывали только смех. Но комсомольским начальникам нужно было делать карьеру, и они старались. Интересно, что к моменту распада страны в ней было почти двадцать миллионов коммунистов и в два с лишним раза больше комсомольцев. Такая большая армия людей, на словах готовых умереть за свои идеалы. И никто не умер. За исключением нескольких порядочных людей, которые просто покончили с собой. Остальные быстро перекрасились, поменяли взгляды и очень неплохо устроились в жизни. Это я к слову о человеческом постоянстве. И немного о совести. В конце восьмидесятых начались различные потрясения, почти все ребята бегали на митинги, которые ежедневно проходили в центре города. Армянская община Нагорного Карабаха потребовала выхода области из состава Азербайджана и передачи ее в состав Армении. |
