О чем читался доклад, не объявили – видимо, всем, кроме нас, это было известно заранее, – а я сама, как ни силилась, но понимать перестала после первых двух слов. Но слушали все со вниманием, а мне казалось, что знаменитый писатель, начав одну-единственную фразу, все не может ее завершить и все порыкивает чуть картаво, тужится, но у него никак не выходит закончить. Наконец кончил. Встал с кресла, отошел в свой угол и замер там, взяв жену под локоток.

Тишину в зале нарушил шорох шепотков. Апперцепция, коррелат, факт, идентичный Идее… И другие столь же понятные слова.

К нам подошел тот юноша, что читал сегодня первым и которого называли Андре, наклонился к уху поэта-афериста и, не заботясь быть не услышанным, спросил:

– Вы поняли?

– Нет, Боря, ничегошеньки.

– И я – ни слова! Абракадабра!

Глянул на нас с маменькой, но мы ответить не успели. Вдруг из «угла» послышался новый картавый рык:

– Вам, как человеку вчерашнего дня, не дано понимать это!

– Как?.. Но позвольте, – пришел в ярость его собеседник, – на каком основании? Мы одного ж поколенья с вами!

– Дмитрий Сергеевич, вы обещали прочесть нам новые стихи, – вовремя подоспела Клара Карловна.

Мережковский с неожиданным воплем протянул руки к Брюсову:

– Вот, вот – кто прочтет!

Брюсов поднялся: и – руки по швам – с дикой нежностью проворковал:

Приходи путем знакомым

Разломать тяжелым ломом

Склепа кованую дверь:

Смерти таинство – проверь…[17]

К концу стихотворения все, кто мог быть отнесен к «людям вчерашнего дня», начали тихо закипать. Оба стоявшие рядом с нами поэта переглянулись и зашлись беззвучным хохотом.

– Ну вот, – сказал то ли Андре, то ли Борис, – и мертвеца изнасиловал. Одно слово, Сатана[18].

Скандал погасила Зинаида Прекрасная. Встала по центру, глянула через свой лорнет и прочла:

Единый раз вскипает пеной,

И разбивается волна:

Не может сердце жить изменой,

Любовь – одна: как жизнь – одна![19]

Прочла тихо, чуть нараспев, задумчиво и строго. И сразу стала красивой и умницей, и все забыли едва не разразившийся скандал.

– Ну вот, а вы говорили цирк! – сказал наш случайный знакомый. – Можете полагать, что декадентов вы познали в полной мере. Не желаете чуть ближе сойтись с символистами? Там, знаете ли, тоже… со странностями встречаются личности. Есть, к примеру, те, кто любит кентавров изображать или по карнизам на четвертом этаже разгуливать. Могу пригласить.

– А и приглашайте! – рассмеялась маменька. – Не пропадет желание, спросите наш адрес у Клары Карловны.

5

Я вошла в наш гимнасиум и едва устояла на ногах. Нет, право, было отчего ногам начать подкашиваться. Месье Дешан вертелся перед зеркалом в юбке! То этак повернется, то иначе. К тому же он время от времени непроизвольно поправлял свои усищи!

– Сударыня! Станете насмехаться, я передумаю показывать вам то немногое, что сумел придумать.

– Уже перестала!

– Так-то лучше. Возьмите рапиру. En garde! Атакуйте!

Я сделала выпад и не нарвалась на защиту, а попросту… промахнулась. Учитель же стоял, как стоял, с места не сдвинулся, даже не шелохнулся.

– Повторить!

Я повторила атаку с тем же успехом. Лишь на третий раз поняла, что месье Дешан каким-то неуловимым образом умудряется «перетекать» с места на место, совсем на чуть-чуть, но достаточно, чтобы кончик моей рапиры вспорол пустоту.

– А теперь смотрите, как это выглядит!

Месье подтянул юбку, открыв ноги почти до колен, и плавно просеменил вправо, затем влево, вперед и назад.