Однако люди в той стране были так заняты своими распрями и спорами, что у них не оставалось времени вспомнить своего Создателя, Который выручает, спасает и утешает во всякую пору бед и несчастий и в доброй власти Которого дать людям облегчение и помощь, если они заслуживают спасения и милосердия. Но жители той страны не помнили того, что им надлежало помнить, пока не разнесся среди них слух, что некий человек самочинно вознес молитву о даровании дождей.
Дошел этот слух до государственных мужей, и они испугались — как покрытоголовые государственные мужи, так и открытоголовые. Покрытоголовые почему испугались? А вдруг удовлетворят эту молитву на небесах, и тогда все живущие узнают, что есть высший над ними! А открытоголовые почему? Потому что вдруг этот человек не наш хедер кончал, не в нашей ешиве учился и не у нашего ребе объедки со стола доедал! Как же мыслимо допустить, чтобы такой человек вмешивался в дела, только им подведомственные? А что до его молитвы, то кто же должен присутствовать при всякой молитве, если не из того лагеря или из другого, как это повсеместно принято и желательно? И начали оба лагеря шуметь и бурлить, каждый лагерь по своей причине, но главная и общая у них причина состояла в том, что тот человек, что молился о даровании дождя, был не из тех и не из этих. И поскольку возмущены были все одинаково, то сблизились их мнения друг с другом если не в делах, то в мыслях.
Но тут уж газеты, к добру будь помянуты, постарались довести мысль до дела. Стали задавать в газетах небольшой такой вопрос: этот человек, что молился о дожде, — кто его послал и от чьего имени он был принят перед Господом? И начали насмехаться над малым, замахнувшимся на великое, и даже самим Господом возмущались, что оставляет без внимания больших государственных мужей, а слушает ничтожного, за которым никто не стоит и который никого не представляет. И поскольку открылся повод высказаться, стали выступать все признанные мыслители страны и высказывать единодушное свое убеждение, что такой самочинный поступок может подорвать государственные основы, не говоря уже о дисциплине граждан, а потому всякий, кто выдает себя за посланника общественности, не имея на то от нее полномочий, есть прямой нарушитель закона, преступающий грань дозволенного и подрывающий общественный порядок.
Чернила, которыми брызгали газетные перья, впитались в людские души, и вскоре вся страна начала плеваться теми же словами. Не успеет один повторить газетное слово, другой его уже опередил. И стоят друг против друга в великом удивлении: все годы были врозь и против, а теперь полностью согласны во мнении. И не только мнения их стали полностью согласны, но и сами уста, и даже язык одного произносит те самые слова и точно теми же фразами, какие хотел употребить язык другого.
И тогда поднялись все в едином порыве и стали посылать делегации и депутации к руководителям страны. А руководители приняли этих народных посланников и выразили полное согласие с их единодушным требованием объявить нарушителю государственной дисциплины войну, оборонительную и наступательную одновременно. Однако поначалу все эти словеса были так же далеки от дел, как дела от словес. И если бы не управители закромов, дело так и кончилось бы одними словами.
Управители закромов, как покрытоголовые, так и открытоголовые, все свои дни занимались одним-единственным делом, а именно — деньгами, и потому привыкли пренебрегать всеми другими делами, которые с деньгами не связаны, ибо ничто так не упрощает мысли и сближает сердца, как если ты протягиваешь человеку денежную купюру или добавляешь монету к монете. На сей раз, однако, все богачи государства немедля собрались для срочного обсуждения вопроса о новоявленных отщепенцах, которые нарушают закон и пытаются подорвать все основы именно в тот трудный час, когда вся нация измучена, и удручена, и подавлена, и истощена, и каждый человек в стране голоден, а голодные, как известно, с легкостью восстают против властей, поскольку им уже нечего терять. |