Она прижалась к нему крепче и страх и вина постепенно исчезли. Тепло окутывало ее, заставляя пылать. Она наслаждалась защитой его тела, таяла от удовольствия, когда его руки гладили ее по спине. Если бы только он мог держать ее так всегда. Она очень хотела рассказать ему, чего она боялась на самом деле, но не было никакого способа объяснить все это, кроме как сказать прямо.

— Бен? Если бы тебе нравился кто-то, а потом ты узнал, что он сделал в прошлом некие плохие вещи, это бы изменило твои чувства к нему?

— Это зависит, — сказал Бен глубокомысленно, его руки на мгновение остановились, затем снова возобновили свои поглаживания, — полагаю, это зависело бы от того, что именно он сделал. Если это было достаочно плохо…да, это бы изменило мое отношение к нему.

— о что, если он изменился и действительно сожалеет о том, что сделал?

— Я не тот, кто имеет право судить. Ты говоришь с бывшим конокрадом, помнишь?

— Угон скота – это худшая вещь, которую ты когда-либо делал?

Бен усмехнулся.

— О, я могу признаться и в худшем. Любой, кто знал меня прежде, чем я приехал в Техас, скажет тебе, что я промотал свою молодость.

— Ты сожалеешь теперь о всех тех вещах, что творил тогда?

— Я редко задумываюсь о прошлом. И не трачу напрасно время, сожалея о сделанном. Я уже трижды заплатил за свои ошибки, — он заметил впадинку у основания горла в раскрытом вороте ее сорочки и наклонился, чтобы припасть к ней губами.

— Откуда такой внезапный интерес к греху и искуплению? – спросил он приглушенно, — Вспоминаю всякие школьные штучки, тебя никогда не ловили на этом? Держу пари, ты прятала учительский мел. Или шушукалась с подружками на уроке географии…

— Никогда, — сказала она, устраиваясь поудобней. Она положила голову ему на плечо, наслаждаясь прикосновениями его губ. — Я всегда хорошо вела себя.

Он ловко расстегнул крохотные пуговки на вороте ее длинной ночной рубашки, одну за другой, спускаясь к ее груди.

— Я слышал нечто другое, Аделина.

— Не верь ни единому слову. А, кроме того, ты тоже вероятно не был ангелом.

Бен усмехнулся:

— Меня постоянно выгоняли с уроков.

— Нарушитель спокойствия.

— Угу. Однажды я спрятал змею в столе Мэри Эшборн, — он лениво хохотнул. – Она вытащила ее, когда полезла за карандашом.

— Как гадко!

— Это была маленькая садовая змейка. Она не стоила всего того крика.

— Зачем ты это сделал?

— Мэри мне нравилась.

— Твои методы ухаживания улучшились.

— Практика, — сказал он, его рука скользнула под подол ее рубашки, и она схватила ее, чтобы остановить.

— Со многими женщинами?

— Не с таким количеством, какое ты, кажется, подозреваешь. Разве мы не говорили об этом раньше?

— Ты сказал, что как-нибудь расскажешь, почему так либерально настроен в отношении женщин. О той, кто так на тебя повлиял.

— Почему ты так уверена, что это была женщина?

— Интуиция. Ты ее любил?

— Вроде того.

— Ты хотел на ней жениться?

Лицо Бена изменилось, он явно испытывал дискомфорт и выглядел настороженным и возможно немного ожесточенным.

— Адди, я не готов говорить об этом.

— Она причинила тебе боль, да?

Несмотря на раздражение, Бен с сожалением засмеялся над ее упорством. И проницательностью.

— Почему это так важно?

— Я едва знаю что-то о твоем прошлом.