«Не проявляй нерешительности!»

Его предупреждение отчетливо прозвучало у нее в голове. Если потратить на решение слишком много времени, оно станет неэффективным. И Гонора не колебалась. Она пронзительно вскрикнула и схватилась за живот.

– Каван!

Он обернулся с искаженным яростью лицом.

– Помоги! – выкрикнула Гонора, обмякла и опустилась на землю, словно лишилась чувств.

Глаза она закрыла, но ощутила, как дрожит земля под ногами бегущего мужа.

– Она что, больна?

Голос Лахлана, а не мужа, но следом тревожно заговорил Каван:

– Не думаю.

– Может, она беременна? – предположил Лахлан.

– Может быть, – ответил Каван.

Его ответ не удивил Гонору. Не будет же муж рассказывать брату, что она не может быть беременна. Когда пальцы Кавана мягко отвели с ее лица прядки волос, она едва не отреагировала на его ласковое прикосновение.

– Гонора, – позвал он, и Гонора почувствовала, что муж осторожно ощупывает ее живот.

Вокруг раздавались взволнованные шепотки, как жужжание пчел. Гонора представляла, какая толпа успела уже собраться. Во всяком случае, она добилась того, чего хотела, потому что Каван с Лахланом больше не ссорились. Ресницы Гоноры затрепетали, и она негромко застонала.

Каван «приводил ее в чувство», то и дело повторяя ее имя, и сердце Гоноры пропустило удар. В голосе мужа слышалась искренняя тревога. Он действительно беспокоился о ней – как будто ему не все равно, по-настоящему не все равно.

Она открыла глаза и посмотрела на мужа, но увиденное только подтвердило ее предположения. Вокруг его глаз залегли морщинки; наморщенный лоб и плотно сжатые губы выдавали его искреннее беспокойство. Он тревожился по-настоящему, действительно тревожился.

Гонору охватило чувство вины. Какая жалость, что ей пришлось заставить его без нужды страдать. Она поморщилась, представив себе, какую боль причинила мужу.

– Что случилось? У тебя что-то болит?

– Мне нехорошо.

Каван взял ее на руки и встал, крепко прижимая Гонору к себе. Она спрятала лицо у него на груди, глубоко дыша, впитывая его запах, его силу и его заботу о себе.

– Уложи ее в постель. Я позову маму, – сказал Лахлан и убежал.

Каван легко нес Гонору, словно она весила не больше маленького мешка с зерном. Безумие какое-то! Гоноре казалось, что муж словно окутал ее своим телом, и теперь она буквально купалась во всеобъемлющем чувстве безопасности.

Гонора обняла его за шею, когда они входили в замок.

Каван остановился и тревожно спросил:

– Ты себя хорошо чувствуешь?

«Нет, – захотелось закричать Гоноре. – Ничего хорошего! Проклятие, ты все перевернул в моей душе!»

Но она только кивнула, не желая усложнять положение.

Каван торопливо поднялся вверх по лестнице, и хотя Гонора хотела побыстрее оказаться в спальне, ей было жаль покидать его объятия. Она чувствовала себя так уютно – и готова была оставаться в его объятиях сколько угодно. Эта мысль ее напугала.

Когда они вошли в спальню, Гонора вздохнула, понимая, что все закончилось. Теперь ей очень хотелось остаться одной, чтобы разобраться в своих желаниях.

Но к ее удивлению – и облегчению – Каван не выпустил ее из объятий, а сел в кресло у очага, усадив Гонору к себе на колени.

– Что с тобой? – спросил он.

Гонора покачала головой, не доверяя себе. Она боялась, что выпалит вслух то, что чувствует.

– У тебя что-то болит?

Она не могла посмотреть на мужа, потому что боялась, что он увидит правду и поймет, что она томится по нему.