— Да, — ответил он.

— Отступать вместе с армией, — сказала она, — спать и заниматься любовью в палатке каждую ночь. Едва ли такая жизнь может показаться раем любому, только не нам с тобой.

— Мы превратим ее в рай, — сказал он. — Зачем ты пользуешься духами? Твой естественный запах просто великолепен.

Она фыркнула.

— Если бы я появилась на балу в Лиссабоне, источая такой аромат, как сейчас, вокруг меня создалось бы пустое пространство. И мне бы оно не понравилось. Не заняться ли нам любовью еще раз, Роберт? Или мы всех разбудим?

— Если у нас осталось две недели, а может быть, и того меньше, то нам придется научиться заниматься любовью, не поднимая на ноги весь лагерь. Забирайся на меня.

— Обещаю не кричать, — сказала она, осторожно усаживаясь на него и сжимая коленями его бедра.

Она принялась запоминать его: ощущение теплых, узких бедер, прикасающихся к внутренней поверхности ее ног, ощущение его сильных рук, придерживающих ее бедра, ощущение его внутри своего тела. Она наклонилась к нему, чувствуя прикосновение своих грудей к твердым мускулам его груди, потом отыскала его рот и, прикоснувшись к нему губами, ощутила знакомое вторжение его языка.

Она старалась запомнить все, хотя знала, что тем самым отнимает у себя часть удовольствия, потому что любовь нельзя разложить на составные части или сохранить про запас. Наслаждаться ею можно было только здесь и сейчас. Нельзя отложить на будущее ни наслаждение, ни боль.

Ей вдруг захотелось умереть, и ее поразила абсурдность этого желания. Ей хотелось умереть, пока она еще с ним. В тот самый момент, когда он обнимает ее, когда нашептывает ей всякие милые нежности, когда их тела все еще слиты воедино, когда они, насытившись, готовы расслабиться.

— Роберт, — прошептала она, — мне хочется умереть. Сию минуту.

— У нас впереди еще целая неделя, — напомнил он. — А может быть, даже две. Целая вечность, Жуана. Кому, как не солдату, знать, что день, неделя так же драгоценны, как целая жизнь.

— Но ведь я не солдат, — возразила она, прижавшись лбом к его плечу и закрыв глаза. — Я всегда буду любить тебя, Роберт. И когда тебе исполнится восемьдесят два года, знай, что есть где-то на свете восьмидесятилетняя женщина, которая любит тебя. И пусть такая приятная мысль помогает тебе жить в течение примерно пятидесяти следующих лет.

— Наверное, к тому времени ты все еще будешь окружена толпой поклонников и тебе будет совсем не интересно знать, что какой-то восьмидесятидвухлетний старик все еще любит тебя.

Она вздохнула.

— Я так устала, что могла бы проспать целую неделю.

— Ну так засни, — сказал он. — Только не на целую неделю, Жуана.

Когда оба они уже засыпали, она подумала: почему нельзя остановить время? Почему нельзя сделать так, чтобы какой-то особенно приятный момент длился вечно? Глупо устроена жизнь. Будь она на месте Всевышнего, уж она придумала бы что-нибудь получше.

Маршал Массена быстро понял свою ошибку. Он недооценил численность и мощь объединенных вооруженных сил и атаковал их, когда на их стороне были все преимущества.