– Оставьте все это на столике и, уходя, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – дала блондинка четкие указания прислуге. Затем посмотрела на Димитрия и улыбнулась. – Не следует омрачать праздничный прием неприятными происшествиями. Хантер, мой муж, не большой любитель таких сцен.

– Вы сказали, что Ксандры больше нет. – Может быть, он все-таки ослышался?

– Да. – Она промыла рану и стала заклеивать ее пластырем. – Я не хотела вас расстраивать. Всегда забываю, что эта информация еще не стала всеобщим достоянием…

– Это было связано… – выговаривать слова становилось все трудней и трудней, – с ребенком?

Руки женщины на мгновение застыли.

– Откуда вам известно про ребенка? – Взгляд ее светло-карих глаз пронизывал Димитрия не хуже рентгена, а в дружескую атмосферу разговора мгновенно вмешалось подозрение.

– Она сама сказала мне об этом.

– Так вы Димитрий Петронидис? – Женщина с таким презрением произнесла его имя, словно резко выплюнула скверное, омерзительное вещество, случайно попавшее ей на язык.

– Да.

Он не понимал, чем, собственно, заслужил такое отношение, но предчувствие сгущающихся над ним грозовых туч было неотвратимым. Рука блондинки вспорхнула вверх и так ловко и сильно залепила ему пощечину, что его голова невольно качнулась, а сам он вынужден был отступить на шаг назад.

– Грязная свинья! Удавила бы такого собственными руками. Какое же бесстыдство надо иметь, чтобы так нагло заявиться ко мне в дом! И это после того, как вы так обошлись с моей сестрой?

– Что, черт побери, здесь происходит? – На балконе появился незнакомый мужчина. – Чего такого вы посмели наговорить моей супруге, чтобы вывести ее из себя?

– Хантер! – Женщина резко бросилась навстречу мужу. – Это Димитрий Петронидис. Тот самый. Тебе придется незаметно вывести его отсюда. Если только Элли увидит его, может снова произойти рецидив. Она еще такая слабенькая, спать ночами по-человечески только начинает. Сделай же что-нибудь!

Слова и резкие движения блондинки казались Димитрию бессмысленными. Ничего не доходило до сознания, все меркло на фоне известия о смерти его возлюбленной. Что вообще могло иметь хоть малейшее значение в сравнении с такой трагической новостью?

Он направился к выходу, стремясь как можно скорее оставить этот дом и веселящихся в нем гостей.

Александра мирно беседовала с одним из деловых компаньонов Хантера, комфортно расположившись в гостиной. Изредка до нее доносился взволнованный голос сестры. И, несколько обеспокоившись услышанным, она поднялась, принеся извинения своему собеседнику. Голос Мэделейн стих, и слов Александра уже не разбирала, но интонации по-прежнему оставались встревоженными.

Она обошла столовую, с изысканным вкусом декорированную в ярких, осенних тонах специально ко Дню благодарения, и вышла на балкон. Мэделейн, цепко схватившись за руку мужа, настойчиво требовала срочно удалить какого-то гостя из дома. На столике, справа от нее, стоял кувшин с порозовевшей от крови водой, а рядом лежало несколько испачканных полотенец. Запах разлитого крепкого виски густо пропитывал воздух. У дальней стенки балкона валялись, поблескивая в тусклых лучах уличного освещения, осколки разбитого хрустального стакана.

– Мэделейн, дорогая, что случилось?

Мэделейн быстро оглянулась, лицо ее было искажено ужасом. Она мгновенно подбежала к сестре и, схватив ее за руку, потянула за собой с балкона.

– Пойдем отсюда, Элли.

Александра решила все-таки остаться и выяснить, с чем связан испуг Мэделейн. Она огляделась… и замерла. Димитрий Петронидис направлялся к выходу.