Изменить размер шрифта - +
Сотов служил в доме не так давно. Откуда он появился, никто толком не знал. Отношения между слугой и старшим Слободски родные находили странными. Сотов часто сквернословил, мог накричать на Ивана Алексеевича, если тот забывал выпить лекарство или выходил в холодную погоду в легкой, с точки зрения Семена Григорьевича, одежде. Отец Алекса намекал, что у деда со слугой есть какая-то общая тайна. Но тайна – она и есть тайна: никто, кроме двух стариков, в нее посвящен не был.

Алекс уселся в кресло у камина и перевернул кочергой полено. Болезнь деда застала молодого человека врасплох. В его возрасте жизнь кажется вечной, в этой вечности все должно сохраняться на своих местах, в том числе и близкие. Учась в колледже, он часто гостил в доме деда. Но, став студентом университета, старика видел всего несколько раз. По неписаному закону семьи родные собирались в Форт-Ли три раза в год – на православную Пасху, в день ангела деда и на Хеллоуин. В детстве Алекс очень любил наряжаться чертенком и пугать домашних.

«Неужели нормальная жизнь закончилась? – размышлял студент, поглядывая на жадные язычки пламени. – Я – босс. Ничего глупее представить себе нельзя». Дедушка намеренно преуменьшал перемены, ожидающие внука в новом его статусе. Чтобы руководить огромной компанией, надо досконально узнать все, что делается на заводах, вникнуть в проблемы всех филиалов, разобраться в конъюнктуре спроса и сбыта. На самое поверхностное знакомство с алкогольной империей деда потребуется несколько месяцев каторжной работы. Алекс привык все делать лучше других и решать быстрей других. Это касалось учебы, спорта и даже личной жизни. Не случайно самая красивая девушка на факультете, Кэт Томпсон, ради молодого Слободски могла забыть обо всем на свете. Видно, за эти качества дед и наказал внука своим доверием.

– Ужинать, Сашка. – Семен Григорьевич внес в комнату поднос, поставил его на журнальный столик. – Решил принести твой ужин сюда. В доме полно врачей, они жрут в столовой. Я подумал, что тебе их компания, как свинье седло…

– Спасибо, дядя Семен. Скажи, дедушке правда так плохо или он взял меня на понт?

– Боюсь, что мы нашего дурня теряем. Старый жеребец хоть борозды и не портит, но пахать должен в меру. А твой старик меры не знал. Работал по двенадцать часов, содержал молодую шлюху, приплывшую в Нью-Йорк из Одессы. Выпивал за обедом стаканчик-другой. Вот и доигрался – обширный инфаркт, и вдобавок отнялись ноги. – Семен Григорьевич отвернулся и беззвучно заплакал.

Алекс попытался успокоить его:

– Не расстраивайся, дядя Семен. Может, все еще обойдется… – И сам разревелся.

– Я молюсь за него. Дай-то Бог. Ты не знаешь, какой он простофиля! – Семен достал из кармана платок.

– Простофиля?! – сквозь слезы возмутился Алекс.

– Простофиля и лох. Стоит кому поплакаться ему в жилетку, он, ничего никому не сказав, спешит на помощь. И я бы не знал, но кто-то должен был исполнять эти дурацкие поручения. Я и исполнял. Ты только не проговорись, он меня убьет. Старый дурень ненавидит людей, делающих добро напоказ…

– Как мой папочка… – вставил Алекс.

– Нельзя так о родителях, Сашка. Родителей мы не выбираем, а они дают нам жизнь. – Семен Григорьевич вытер платком глаза и кивнул на поднос с ужином: – Наваливайся, пока не остыло. А я пойду. Надо быть рядом, а то еще отмочит чего-нибудь…

Алекс ковырял вилкой сочный бифштекс из вырезки техасского бычка, но еда в горло не лезла. Он отодвинул поднос, снял джинсы, рубашку, переоделся в пижаму и спустился в ванную. Иван Алексеевич в своих бытовых привычках оставался старомоден. Ни бассейнов, ни джакузи дед себе не завел. В огромной ванной комнате царила большая чугунная ванна с медными кранами горячей и холодной воды.

Быстрый переход