Прищемихин до того разгорячился, что приближение к нему казалось опасным: глаза его блестели, из трубки сыпался горячий пепел...

- Вам понятна теперь цель жизни? - крикнул он громовым голосом. Ракитников глядел на него, как раздавленная лягушка из-под сапога. Лучше бы остаться в неведении или справиться как-нибудь своими силами...

- Ну, а личность, профессор?.. Я, я, как таковой? Помимо участия в общей экономике, помимо пропускания через себя углерода...

- Кроме углеродного цикла, вы забываете круговороты марганца, натра, хлора, цинка...

- Хорошо, хорошо... Но поймите, профессор, мне сейчас наплевать на это... Сейчас мне интересен только я сам... Я испоганил, растоптал свою жизнь... С каждым днем качусь все ниже... Вам знакомы черное одиночество, бесцельность существования?

- Совершенно незнакомы и никогда не будут знакомы!..

- Одним словом, так... - Ракитников поднялся со стула, губы у него затряслись. - Больше всего на свете меня интересует - повешусь я нынче ночью или не повешусь?

Прищемихин прикрылся бровями, никотин захрипел у него в чубуке.

- Бросьте глупить, Ракитников, - с неожиданной мягкостью сказал он и затем, будто вознегодовав на себя, завопил: - Ерунда! Вы дикарь! С вами нельзя говорить на языке науки... В жизни не видел более безграмотного человека! Вы не имеете понятия о законе больших чисел... Садитесь... Когда ваши пращуры охотились на мамонтов и, скажем, на Апеннинском полуострове жило в пещерах всего тысячи две населения, каждая личность была на счету, ваше дурное настроение обсуждалось бы на племенном совете у костра под жестикуляцию каменными топорами, - вот тогда вы бы и вешались, молодой человек, если вам непременно приспичило: могли бы произвести впечатление на любую троглодитку... Ренессанс - вот последний взрыв индивидуализма. Чума и черная оспа пожирали в то время человечество, - личности сверкали, как звезды в бархатной ночи... Паровая машина, грандиозные завоевания микробиологии и электричество раздавили личность... С девятнадцатого века человечество бешено начало размножаться. Мы вступили в эпоху больших чисел, мы подваливаем к двум миллиардам. Неорганизованные выступления личности не изменяют статистических цифр. Мы знаем, что на каждый город полагается определенное количество самоубийств. Оно строго определено наукой. И вы через это число не перескочите...

- Посмотрим, - сказал Ракитников зловеще.

- Посмотрим, - свирепо выпятив бороду, повторил за ним Прищемихин. Если в этом месяце число самоубийств исчерпано - вы не повеситесь... Жалко, я не знаю цифр...

Наступило некоторое молчание. Ракитников, весь сотрясаясь от ненависти, от негодования, отодвинул стул и вышел в коридор. В голове звенело, будто череп был медный, в край его били... "Старый идиот, сволочь!" - прошептал он. За спиной его осторожно начала скрипеть дверь, высовывалась вытравленная водородом голова Лисиной. Ракитников кинулся в свою комнату и повернул в двери ключ.

Дождь плюхал и плюхал. Ползли фонарные отсветы по потолку. Все еще трясущимися пальцами Ракитников стал распутывать веревку, найденную среди грязного белья под кроватью.

- Хорошо, хорошо, посмотрим, - бормотал он... Завязал петлю, подошел к стене, где торчал крюк, и ноги у него ослабли...

Положив веревку на письменный стол, он вернулся к кровати, отыскал "бычка" - окурок, затянулся, закружилась голова.