– Все уже пообедали, а ужин будет только в пять часов. Вам придется подождать. – Морлэнд повернулся, собираясь уходить, но потом опять взглянул на девушку – Я скажу своему повару, когда он заявится с полей, что теперь всю его работу на кухне будет выполнять ваш человек Мой слуга только обрадуется. И зарубите себе на носу, я люблю отважных людей, но не потерплю никаких дерзостей, так что придержите свой острый язычок – или я отколочу вас как поступил бы с любым непослушным упрямцем.

С этими словами Морлэнд покинул зал, скрывшись за той же перегородкой, из-за которой появился Элеонора стояла прямая и гордая, в гневе кусая губы. Она ничего не сказала, но, глядя свекру вслед, подумала про себя «Когда-нибудь я сделаюсь хозяйкой этого дома, Эдуард Морлэнд, и тогда мы посмотрим, кто кого поколотит»

Встревоженная Габи дотронулась до руки Элеоноры, вернув девушку к действительности. Когда падаешь духом, хорошо, по крайней мере, осознавать, что есть люди, которые надеются на тебя. Это прибавляет храбрости.

– Джоб, – приказала Элеонора, – пойди проследи, чтобы о лошадях позаботились должным образом. Пока что они – еще собственность милорда Эдмунда. Подожди. Дай-ка сюда щенка, теперь он будет при мне Жак, а ты отправляйся на кухню и поищи там для нас чего-нибудь съестного – объедков, молока, чего угодно. Может быть, эти северяне и могут голодать до вечера, но мне нужно подкрепиться прямо сейчас. Если кто-то попытается остановить тебя, обращайся прямо ко мне. А ты, Габи, будешь сопровождать меня Мы поднимемся по этой лестнице и посмотрим, что там наверху Мне кажется, что там должны быть спальни, а может, там крытая галерея.

Обе женщины прошли за перегородку в другом конце зала и оказались в маленькой передней, здесь начиналась лестница, по которой можно было попасть наверх. Кроме того, в передней было еще несколько дверей, по предположениям Элеоноры, одна из них была входом в погреб, но куда вели другие, девушка даже не догадывалась. Поднявшись по лестнице, Элеонора обнаружила еще две двери, одна открывалась на балкон, вторая – в комнату, которую можно было считать спальней.

– О, мое дорогое дитя, неужели они рассчитывают, что вы будете здесь ночевать? – запричитала Габи, обведя взглядом темное помещение. Свет едва проникал сюда через трещины в плотно закрытых от дождя ставнях, но когда Элеонора распахнула противоположное окно, выходившее туда же, куда и балкон, женщины смогли рассмотреть пустую мрачную комнату. На оштукатуренных стенах не было никаких росписей – ни единого цветка. В углу стоял открытый гардероб; занавески, которая прятала бы от посторонних глаз его содержимое, не было. Находилась в комнате и большая кровать с шерстяным пологом, некогда, видимо, красным, а теперь черновато-коричневым от грязи и копоти. Еще Элеонора заметила узкую койку у дальнего окна, грубый деревянный сундук, придвинутый к стене, – и все.

– Здесь все надо будет переделать, – печально проговорила девушка. – Я не могу понять этого, Габи! Ведь у них явно нет недостатка в деньгах. Не мог же лорд Эдмунд заблуждаться насчет их богатства? И все же, несмотря на свое золото, они предпочитают жить, как звери, без единой вещи, которая могла бы порадовать глаз.

– Это все потому, что в доме нет хозяйки, – ответила Габи. – Мужчины превращаются просто в скотов, когда остаются одни.

– Я не знаю ни одного мужчины, который не хотел бы выглядеть как павлин, если только ему это по средствам, – растерянно заметила Элеонора.

– Только когда рядом есть женщины, играющие роль павлиньих курочек, госпожа, – ухмыльнулась Габи. – Так что когда в доме одни мужчины, они мало думают о том, на что похоже их жилище или они сами.