Оторвав взгляд от глянцевой грозди, он участливо посмотрел на Эльвиру.

— Так что же сказала медсестра?

Эльвира вертела в руках стакан сока, делая вид, что внимательно его изучает. Она, естественно, не собиралась повторять слово в слово вполне логичный вопрос медсестры.

— Ваша половая жизнь уже пришла в норму? — спросила та, и Эльвира энергично закивала головой.

Не могла же она сказать, что никогда не занималась любовью с Леонардо Ортисом, хотя давно и страстно желала этого.

— Эльвира, — окликнул ее он, не дождавшись ответа.

— Она сказала, что Адела очень красивый и подвижный ребенок.

— А что еще?

— Что мы делаем все правильно.

Слово «мы» случайно слетело у нее с языка, и она рассердилась на себя. Все из-за того, что в мечтах я продолжаю играть в счастливую семью, с горечью думала Эльвира. Впрочем, Леонардо, кажется, тоже ко мне присоединился.

— И это все? — продолжал допытываться он. Эльвира поставила стакан на стол.

— Леонардо, что ты пытаешься узнать?

— Да так, ничего.

— Почему бы тебе не спросить прямо?

— Это может шокировать тебя.

Он не сводил с нее глаз. Сегодня Эльвира выглядела не просто милой и привлекательной, а настоящей красавицей. В красном шелковом платье с наглухо застегнутым воротом, не оставлявшим никакого простора для мужского воображения, она тем не менее была еще более желанна, чем обычно. Наверное, такой фасон придумали специально, чтобы вызывать у мужчины непреодолимое искушение обнажить то, что так хорошо скрыто, продолжая разглядывать Эльвиру, подумал Леонардо.

— Я уже говорила тебе. — Она невозмутимо улыбнулась. — Теперь меня не так легко шокировать.

Леонардо отодвинул тарелку с едой, к которой практически не притронулся, и подумал, что она права. Ведь несмотря на то, что они жили вчетвером и внешне представляли собой идеальную семью из тех, что довольно часто описывают в приложениях к воскресным газетам, скрытое глубоко внутри напряжение все нарастало и становилось почти невыносимым.

Она была рядом, но не с ним. Его ночи наполняли страстные эротические видения, но он всегда просыпался разочарованным, зная, вернее надеясь, что Эльвира тоже тоскует в своей одинокой постели. Страдая от потребности коснуться ее роскошного тела, которое заставляло его медленно терять рассудок, Леонардо испытывал тяжелые муки. Поэтому каждое утро уход на работу становился для него желанным избавлением от ее чар.

Такого восхитительного сочетания женственности и твердого характера, как у Эльвиры, Леонардо не доводилось встречать ни у одной женщины. Она не заигрывала с ним, не дразнила его. Ее поведение было абсолютно естественным, а красота чистой и здоровой.

Леонардо был старше и гораздо искушеннее, он отлично знал, как уложить Эльвиру в свою постель. Но решение оставалось за ней. Если до рождения ребенка он позволял себе немного заигрывать с ней, зная, что в ее положении невозможно заниматься любовью, то теперь больше не доверял себе, не мог за себя поручиться. И особенно отчетливо он почувствовал это сегодня вечером, когда она спустилась к ужину в этом умопомрачительном красном платье.

Леонардо сделал маленький глоток вина, но даже не почувствовал вкуса.

В мерцающем свете свечей Эльвира молча смотрела на него.

Хоть бы он что-нибудь сказал — что угодно! — мысленно молила она, лишь бы отвлечься от мысли, которая неотвязно вертелась в голове. Станут ли они любовниками?

— Леонардо, — хрипло прошептала она.

— Да, дорогая? — Его голос прозвучал непринужденно, и на лице появилась вежливая улыбка.

Она недоверчиво уставилась на него.