Архаров засопел - но сдержался. Государыня Екатерина полагала главной задачей полиции соблюдение благочиния, и слово сие уже основательно застряло в печенках.

- Далее, - велел он.

- Москву-то Каин вычистил, спору нет, порядок установил, я тот порядок превосходно помню. И при нем, при Каине, чума бы не разгулялась.

- Это как же?

- А так, сударь мой, что у него всюду свои люди имелись. Коли угодно вспомнить, чума с Суконного двора пошла, там первые покойники явились. Но начальство думало сию беду утаить. А был бы Каин - ни хрена бы не утаили, и тут же мы взяли бы весь Суконный двор под крепкий караул, провиант бы им туда через забор кидали. Человек с сотню бы погибло - да вся Москва бы уцелела.

- Выходит, права Марфа? - несколько удивился Архаров.

- Марфа хитрая особа, много чего знает, да молчит. Я ее с тех времен помню, как Ванюша ее наряжал пуще боярыни и в карете по Москве возил. Я много кого с тех времен помню - и Камчатку, и Мохнатого, они к Каину в Зарядье частенько езжали.

- Кто таковы?

- А давние его дружки. Сперва вместе воровали, а потом, как он в Сыскной приказ попал, стали ему подручными, да только без должности, а так, вроде по старой дружбе. А позвольте милостиво, сударь мой, вопрос задать.

- Да что ты, Карл Иванович? - удивился таковому раболепию Архаров.

- Как вы полагаете, с чего при Каине таковое благочиние развелось?

Архаров пожал плечами.

- То-то и оно, что вы, сударь, по сю пору петербуржец, - с некоторой укоризной и без всякого ехидного раболепия молвил Шварц. - А вся Москва помнит, как господин Татищев с Ванюшей воевал.

- Вот, вот, про сие - подробнее! - обрадовавшись, что наконец дошло до дела, велел Архаров.

- Слухи ходили, будто Каин на господина Татищева донос в Петербург посылал, только это вранье. Не таков был Ванюша, чтобы доносы слать. А вот вам правда - при мне было дело, он Алексея Даниловича обложил матерно.

- Как это - обложил матерно? - Архаров не поверил, что служащий Сыскного приказа может так отнестись к генерал-полицмейстеру, но Шварц понял иначе.

- Сказал доподлинно: хрен ты стоптанный, блядин сын, растак тебя конем, - меланхолично принялся он повторять Каиново изречение. Было, видать, и продолжение, но Архаров жестом велел ему замолчать.

- И господин Татищев сие запомнил. Первым делом адресовался к некому своему служащему, кой по природной бережливости не изничтожил, а приберег зачем-то шесть фунтов доносов на Каина.

- Ты, что ли, черная душа?

- Я, сударь. Я-то видел, откуда в Москве порядок, и разумел, что сие ненадолго и доносы пригодятся. Коли в пруду все караси пропали - что сие означает? Что щука завелась. Вот и тут - мелкие налетчики и мазурики притихли, потому что Москву в лапы крупный ворюга взял. Было более сотни шаек - осталась одна, Каинова. Он про многих такое знал, что по единому его слову на соседа и на брата родного ему доносили. Купцов поборами обложил, кабатчиков, своден. Воровская добыча к нему попадала - что-то бывшему владельцу возвращал, но большую долю - себе. На него в Петербург доносили, да он знал, кому барашка в бумажке поднести, доносы те к нему же и возвращались, а он не все уничтожить успел. Господа Сенат, наслушавшись, как в Москве стало благостно, циркуляр прислали - не трогать Каина и всячески ему содействовать.

- А Татищев?

- А он все те доносы проверять взялся. И подсказали ему нечто мудреное: не из Петербурга приглашать сыщиков, чтобы докопались до Ванюшиных проказ, а из Казани, из Курска, чуть ли не из Перми. Дотуда Каинова рука не дотянулась, и впервые он тех сыщиков увидал, когда уже взяли его с поличным. Взяли, да и отпустили. Раз не то пять, не то шесть брали и отпускали, пока до суда дело не довели. Первый приговор был - четвертовать.