Мне один пастор рассказывал, как его КГБ вербовал. Вызвали, говорят: ты во главе церкви какой республики хочешь быть? Выбирай. Мы всё можем! Мы видим, что ты парень способный, тебе и наверху быть. Будешь большим пастырем. Ты только с нами сотрудничай. И делай, что скажем… Вот такая, как выясняется, скрываемая жизнь верхушки иерархии.
В.: А что этот пастор? Наверное, не согласился, раз тебе рассказывал?
П.: Не согласился. Но изящным способом. Его за это даже не посадили. Вывернулся. Пришёл домой и пошёл по соседям всем рассказывать, куда вызывали, зачем и что спрашивали. Естественно, что его больше не вызывали! Что можно иметь общего с человеком, который язык за зубами держать не умеет? Даже ради своего же счастья?!
В.: Молодец! Вот молодец!
П.: Вот он-то, кстати, посмотрел на меня и говорит: «С тобой, вижу, можно честно! Никому не рассказывал, столько лет молчу — а тебе, вижу, можно». И стал рассказывать. Про деятельность КГБ в церкви. Он знал так много, так много мне рассказал и объяснил, что я потом, когда из его дома вышел, оглядывался, всё боялся пулю в спину от какого-нибудь пастора получить. Ушёл в заброшенное лесничество и там всё записал. Кстати говоря, это сотрудничество касается не только высшего звена церкви, что, казалось бы, естественно, но и руководителей местных общин. Там духовные учителя тоже назначались или по указанию КГБ, или с его одобрения. Духовные учителя…
В.: Слов нет!..
П.: Конечно, периодически видя отражение своей физиономии в стёклах комитетовских дверей, проповедовать с кафедры про Суд Божий трудно. Надо искать какое-то решение. Психологическое же приспосабливание заключалось в том, что эти агенты на логическом уровне вынуждены были убедить себя, что это их холуйство на самом деле есть не прислуживание, а наоборот, высочайший нравственный подвиг. Что это — самопожертвование, самоотречение, отказ от себя во имя людей…
В.: Что-то это зловоние мне целительский Центр напоминает. И вообще, такое ощущение, что судьбы у нас симметричные — только названия разные. У меня это называлось Центром биоэнергетического целительства. Ты книги богословские переводил, а я импотентов лечила. Но, в сущности, одно и то же. На удивление.
П.: Естественно. Одна порода. На уровне логическом они не могут себе позволить думать иначе, что без их «самопожертвенного» акта церковь при коммунистах не выжила бы. Время-то какое было… Иными словами, церковь держится на фундаменте их подвига.
В.: Неужели? Вот глупость-то!
П.: А что? В результате они могут, забравшись на церковную кафедру, совершенно серьёзно проповедовать о смирении перед Богом, доверии Богу во Святом Духе. И никакой клоунады. Выполнение распоряжений перепачканных офицеров КГБ — нравственный подвиг.
В.: А Иуда — лучший из двенадцати учеников.
П.: Да, вечный характер. Предавая Христа, он, как ему рационализировалось, тем исполнял предречённое пророками, а следовательно, совершал акт высшего послушания Богу.
В.: Ужасно. Как там в Библии? «Горе тому, через кого придут в мир искушения?» Есть там такое?
П.: Есть. И весьма близко к тексту. Ты у меня уже почти богослов. Я сам не помню точно, кажется «… горе тому человеку, через которого соблазн приходит…»
В.: И как они не понимают?
П.: А в твоём Центре, что, понимают? Ты же им пыталась объяснить!
В.: Там учёные, артисты, политики, — всего лишь. А тут — богословы… Впрочем…
П.: …это одно и то же. Не понимают и не поймут. Такие люди, такая направленность души. Но что бы они ни вытворяли, дело Божье всё равно не остановить. Ни пасторам, ни епископам, ни даже папе римскому — признанному из признанных.
В.: Агентов-то этих, наверное, как только КГБ разогнали, вышибли?
П.: Что ты! Все на своих местах остались. |